– Ты! – прохрипела она, ее лапа дотянулась и вцепилась в Элино плечо. Девочка отчаянно завизжала, когти албасты проникли в ее грудь и сжали ледяными тисками сердце. Она успела отпрянуть перед тем, как ее сознание угасло…

Было очень темно.

Она лежала на спине, не видела, но чувствовала спиной, как безжалостно вонзались острые камни.

И все. Больше ничего.

Хотя… она уловила звук – буквально краем уха: в темноте кто-то скулил или плакал.

Она попыталась пошевелиться. Боль отдалась в каждой клетке тела. Но зато теперь она почти не сомневалась, что у нее есть тело. Она подняла руку – правую. Ей показалось, что она видит очертания, но, возможно, она не видела, а ощутила движение, перемещение воздуха; получив сигнал, мозг привычно воссоздал образ поднятой руки – рука была внутри, а не вне.

Очень сложно.

И кто там скулит?

– Эй, – позвала она, – кто здесь?

Ответа не последовало.

Зато она услышала чьи-то шаги – хруст камешков и сухой травы под чьими-то ногами.

– Наконец-то нашлась! – раздался знакомый голос.

– Кызым, доченька, – позвал он.

– Вы кто? – спросила Эля.

Перед глазами качнулось желтое светящееся пятно. Она напрягла зрение – из непроглядной тьмы проступили очертания человека с фонарем из позапрошлого века – плошка с коптящим фитилем в поставце.

– Я Койлыбай, не узнаешь меня?

Эля задумалась:

– А, вы тот человек, который обещал нам помочь… Послушайте, я, кажется, упала и что-то повредила, надеюсь, не позвоночник…

Человек наклонился к ней, внимательно всматриваясь в глаза. Внезапно схватил за руку и, припав к запястью, начал пить кровь!

Она бы закричала, но на крик не оставалось сил. Койлыбай же сплюнул высосанное и снова припал к ее руке.

– Да что ж вы творите! – простонала Эля.

– Змея, – коротко ответил Койлыбай.

Воспоминание обрушилось на нее – развалины, Гуля разговаривает со старушкой, старушка просит Элю подать ей клюку, но вместо клюки руку Эли обвивает метровая змея…

– Меня ужалила змея?! Я умираю? – Она еле ворочала языком. – Послушайте, нужна сыворотка, понимаете? Отвезите меня в ближайшую больницу… А где Гуля? Вы ее видели? Со мной была еще одна девочка.

– Она здесь, – сказал Койлыбай, поднимая Элю на руки, – все здесь…

В ее груди было холодно, так холодно, что казалось, будто сердце замерзло и остановилось…

Белые юрты… скачущие лошади, развевающиеся гривы… высокое синее небо, парящий сокол над головой… такое знакомое женское лицо, смуглое с тонкими чертами, глаза смотрят прямо в душу, губы шевелятся, силясь о чем-то сказать… предупредить… черный всадник, алое знамя… резкая скрежещущая боль в груди, железные когти албасты…

– Койлыбай! – простонала она. – Где мое сердце?

– Тише, тише девочка, держись…

Но Эля уже не слышала его.

Демоница с трепещущим сердцем девочки кубарем выкатилась из-под ног баксы, Койлыбай оказался проворнее, он хлестнул своей камчой, от удара старуха сжалась и застыла. Ребята и Гуля с ужасом смотрели на распростертое безжизненное тело подруги и на сухой шар перекати-поля на полу. Его подхватило ветром и швырнуло в распахнувшуюся дверь.

– Не дайте ей уйти! – закричал Койлыбай. – Только не к реке!

Очнувшиеся от ступора парни рванули следом за обернувшейся албасты. Не тут-то было – куст несся к берегу реки с неимоверной скоростью.

Койлыбай на бегу вспрыгнул на лошадь, начал обходить албасты по дуге, отрезая ей дорогу к реке. Куст подпрыгнул, взвился в небо хищной птицей.

– Ах ты! – воскликнул Койлыбай, выхватил из-за пазухи заветный камешек и, раскрутив пращой, швырнул в птицу.

Яда меткой пулей настиг албасты, птица кувырком упала вниз.

– Парни, ловите ее! – Койлыбай что есть мочи гнал лошадь к берегу – зловредная албасты решила упасть в реку.

Руслан и Балуан, не очень понимая, рванули не раздумывая.

Они достигли берега почти одновременно, скатились вниз, прыгнули в воду…

– Где она?

– Куда упала?

– Ты ее видишь?

Из прибрежных камышей выехал Койлыбай, к его седлу была приторочена подбитая птица.

– Вылезайте, – устало произнес баксы.

На берегу стояли девочки. Руслан, увидев Элю, отвернулся и плеснул в лицо водой. Балуан крикнул:

– Элька! Ты как?!

– Нормально, – отозвалась девочка.

Ребята выбрались из воды, поднялись по склону, Койлыбай оказался быстрее. Он был уже тут.

Руслан молча обнял Элю. Балуан смущенно погладил ее по голове.

– Успел, – баксы кивнул на неподвижную птицу, висевшую вниз головой. – Моя вина, – признался он, – не ожидал, что албасты набросится. Видимо, узнала тебя.

– Меня? – удивилась Эля.

– Долгая история, – вздохнул Койлыбай. – Надо рассказать. Ладно, давайте вернемся.

– Э, уважаемый, не хотите это чучело отдать таксидермисту? – мрачно пошутил Балуан.

– Она умерла? – дрожа от ужаса и отвращения, спросила Гуля, поглядывая на подбитую птицу.

– Притворяется, – ответил баксы. – Убить ее нельзя, но можно заковать и замуровать. Надир-Шолак наложит печать, чтобы она не могла вырваться и никто не смог бы найти и открыть ее тюрьму.

– Мне почти жаль ее, – призналась Гуля.

– Она тебя не пожалела, – напомнила Эля.

– Тебя тоже, – нахмурилась Гуля.

Ребята пошли следом за Койлыбаем в сторону его дома. Теперь девочки шагали впереди, ребята прикрывали их.

Кто знает, чего можно ожидать от этого мира, где все так неожиданно, непонятно и непостоянно.

Эля наблюдала за птицей со спутанными лапами, подвешенной вниз головой, и не верила своим глазам.

Старушка в развалинах, демоница, извергающая огонь, всадник в черных латах, жуткая скрюченная карлица, чуть не убившая ее, – неужели все это умещается в одной птичьей тушке?

– А теперь, уважаемый баксы Койлыбай, пришло время объяснить нам, что же тут на самом деле произошло, – потребовала Гуля. Вид у нее был очень серьезный, отступать она не собиралась.

Пока они гонялись за сбежавшей албасты, люди Койлыбая привели в порядок его юрту. Женщины накрыли дастархан, приготовили сухую одежду для ребят.

Хозяин и гости расположились за столом, на котором дымилось блюдо бесбармака (кушанье из вареной баранины и тонко раскатанного теста), ароматные баурсаки (жаренные в жире пончики из кислого теста), копченое мясо, кусочки курта (твердый сыр из кобыльего или овечьего молока)…