Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это означало, что они подошли, очевидно, к главному пункту их встречи.
— Ну, что, что… — уклончиво пожала плечами Аня.
— Сложно, наверное, дело подвигается? Светлова снова пожала плечами, делая вид, что не очень бы ей хотелось распространяться на такую конфиденциальную тему.
— Что?! — заметно оживилась Лидия Евгеньевна. — Неужели застряло на мертвой точке?
— Да как вам сказать… — неохотно промямлила Светлова.
— Ну, уж скажите как-нибудь! Мы ведь все-таки с Марией Иннокентьевной как-никак содействуем вашему расследованию! Можно сказать, помогаем.
«Куда там! Ну, прямо изо всех сил стараетесь…» — подумала Светлова, а вслух произнесла:
— В общем, как раз совсем наоборот. Вовсе это дело и не застряло на мертвой точке, и даже, можно сказать, очень неплохо подвигается.
Наконец-то Анна дала «себя уломать» и раскрыла тайну следствия.
— У меня ощущение, что я подошла к решающему моменту, найдены новые улики, свидетель…
Разумеется, ничего такого у Светловой и в помине не было. Как бы она была рада, если бы все так и было! Но, а что она еще могла сказать Лидии Евгеньевне? Чем еще могла бы напугать и спровоцировать подозреваемую?
Подвигнуть ее, так сказать, к решительным действиям?
Банально, но ничего другого не придумаешь, кроме, как намекнуть на новые улики и свидетелей.
* * *
Когда Анна вернулась домой, на автоответчике было сообщение от капитана Дубовикова.
«А и правда, Светлова! Той ночью, когда исчез журналист, из Катова была угнана новая „девятка“: улица Маяковского, дом четырнадцать. Машину так и не нашли».
Светлова дважды прослушала эту запись.
«Улица Маяковского, дом четырнадцать. Это совсем рядом с Погребижской, — подумала она. — Молодец капитан? Не забыл о просьбе — сразу поинтересовался у кого нужно…»
Более всего Светлову, конечно, интересовал монастырь Федора Стратилата.
Но такая поездка потребует не меньше недели. Так быстро, с наскоку, там ничего не узнаешь — надо будет задержаться…
Но ни о какой долгой поездке пока не могло идти и речи. Кит простудился. Пока ОРЗ не пойдет на убыль, Светлова привязана к дому. Ненадолго отлучиться — об этом еще можно попросить свекровь.
Так что монастырь Федора Стратилата — это в перспективе. А пока…
Надо исследовать все пространство вокруг Погребижской, прежде заполненное живыми людьми, — размышляла Светлова. — Что с ними случилось? Куда делись и каким образом «делись»?
Вон сколько «интересного» стало известно о докторе Милованове! А тоже поначалу казалось: что особенного? — умер и умер! — все когда-нибудь умирают.
Но ведь еще был у Погребижской старший брат… Тоже умер. Правда, довольно давно, во всяком случае, не два года назад.
А что, например, известно о бывшем муже Марии Иннокентьевны?
И он тоже умер. И тоже, как доктор Милованов, два года назад.
Так что бывшего мужа Погребижской, брата болезненной Елизаветы Львовны, точно никак нельзя оставить без внимания!
«Ну что — опять в гости к Малякиным?» — задумалась Светлова.
Нет… Пожалуй, им можно чересчур надоесть.
Сразу обратиться к Елизавете Львовне? Рановато. Пока не собраны предварительные сведения о ее брате — рано!
Бывший муж Погребижской был журналистом. Возможно, Андрей Кронрод что-то о нем знает, и мог бы помочь? Или кто-то еще у них в газете?
И Светлова принялась звонить.
Оказалось, что в курсе был сам Андрей: когда-то давно они с Лешей Суконцевым, бывшим мужем Погребижской, вместе работали — мир журналистский тесен.
И еще — о везение! — оказалось, что у Кронрода нашлось время для неторопливого рассказа. Редчайший случай.
— Знаешь, Леша под конец жизни стал каким-то странноватым, — объяснил Светловой Андрей. — Хотя и не сказать, чтобы уж очень странным! Сейчас ведь много таких людей, которые как-то «не вписались» и отодвинулись куда-то в сторонку, в леса, поля и огороды.
— А с Погребижской он последнее время общался?
— Да, с бывшей женой Леша Суконцев, несмотря на развод, общался. Да и чего им было не общаться? Ведь развод этот был в высшей степени цивилизованным… Естественным!
— Вот как?
— Да… Их брак умер очень естественной смертью. Ну, ни к чему им было вместе жить — ни тому, ни другому. Бывают, видишь ли, очевидно, такие люди — не выносящие жизни впритык, с общим Дыханием. Но общаться они общались. В общем, можно сказать, это была тихая дружба. Когда Леша бывал в Москве, непременно наведывался к бывшей жене.
— А что, разве он жил не Москве?
— Да уже давно нет. И забросил журналистику. Квартирку какую-то, оставшуюся от родителей, сдавал и жил на эти деньги в деревне какой-то отшельнической странноватой жизнью — кормил там котов и с утра до вечера ходил по лесу.
— Ну, это же полезно для здоровья, — удивилась Светлова. — Отчего же он так рано умер?
— Аня, жаль, что мы говорим по телефону, а то бы ты видела, как я пожимаю плечами. Понятия не имею, дорогая! Отчего люди умирают? Живут-живут и умирают. Знаешь, это случается постоянно. Стало быть, ничего особенного.
"Знаем мы, эти «случается постоянно», «ничего особенного»! Вон доктор Милованов — тоже «ничего особенного…» — подумала Светлова.
— Хотя знаешь… Если уж ты так заинтересовалась… — Кронрод замолчал.
— Заинтересовалась, заинтересовалась! — подтвердила его предположение Светлова.
— То, может, тебе поговорить с его сестрой? Говорят, эта старушка до сих пор регулярно, чуть ли не каждую неделю, ходит к нему на кладбище.
— А на какое, не знаешь,?
— Знаю, конечно. Я ведь был на Лешиных похоронах. На Пятницком он похоронен.
«Стало быть, на Пятницкое кладбище регулярно Елизавета Львовна ходит, несмотря на свое здоровье…» — Светлова задумалась, вспоминая свой предыдущий телефонный разговор с золовкой писательницы Погребижской.
Ну что ж… Кажется, теперь Анна уже более информирована и подготовлена к встрече с ней.
* * *
Остальное, оказалось, только «делом техники». Светлова, увы, уже неплохо ориентировалась на московских кладбищах.
Кладбищенские работники объяснили Ане, что за могилкой, которая ее интересует, присматривают. И что регулярно, раз в две недели по пятницам — если, конечно, не лежит в больнице! — сюда приходит родственница захороненного.
И они, работники, ее хорошо знают, потому она, родственница эта, регулярно дает им деньги, чтобы они тоже за могилкой ухаживали, поскольку очень болезненная и самой ей это не под силу.