– Хотелось бы мне, чтобы я могла. – Моя улыбка угасает. – Чтобы я верила.

– Ты всегда такая бодрая?

Лукас смеется, а я качаю головой, поднимая глаза как раз вовремя, чтобы увидеть арку, в которую мы входим. Два дракона, выкованные из какого-то красного металла, сражаются над нашими головами, растянувшись над улицей с одной стороны на другую. Их тела длинны, они извиваются, как змеи, но у них когтистые короткие лапы…

– Laowai. Laowai[6].

Я слышу, как люди произносят это, когда мы проходим мимо них. Я не знаю, что означает это слово, но понимаю, что это я. То есть некто, кто не принадлежит к этой части Хоула.

Ни Лукас, ни я к ней не принадлежим.

Нас окатывает жаром. Я перехожу к обочине дороги, где беспорядочно сбились в ряд рыночные лотки. На маленьких квадратных вывесках обозначены их названия. Китайская капуста, пищевой рапс, брокколи свалены друг на друга, здесь так же много овощей, как и красок. Пурпурный ямс вперемешку с увядшими оранжевыми мандаринами и бледно-зелеными оробланко[7], они крупнее и слаще грейпфрутов. Юдзу[8]– яркие маленькие шарики солнечного света, от которых день кажется еще более жарким.

Между лотками морщинистая старуха продает с красной телеги пакеты с чем-то незнакомым, что я принимаю за напиток.

– Paomo hongcha! Paomo hongcha!

Рядом с ней на складном табурете сидит другая женщина, на которой надета футболка с надписью «Сексуальная Мама». Вместе им лет семьсот, не меньше.

– Что это такое? – смотрю я на Лукаса.

– Я такое уже покупал. Не здесь, не у нее. Не знаю, что она говорит, но думаю, это переводится примерно как «морская пена».

В нечто вроде бумажной чашки наливается шипучая вода вместе с кусочком лайма и чем-то вроде сахарной пудры.

Лукас смотрит на женщину:

– «Морская пена»?

Та кивает, а тетушка рядом с ней, «Сексуальная Мама», вдруг начинает хохотать. Почти все ее зубы – золотые или сделаны из чего-то похожего на золото.

Лукас достает из кармана монету и отдает женщине.

Женщина что-то с подвыванием говорит на непонятном мне языке. На ее лице – тысяча морщин.

Еще более старый мужчина останавливается рядом со мной:

– Она говорит своей подруге, что хочет разорвать вас в клочья, потому что вы пришли из земли грассов.

– Откуда ей знать?

– Твой друг неправильно назвал этот напиток. Вы говорите – «морская пена». А мы называем это мочой симпы.

Женщина протягивает мне питье. Да, она сердита, она кричит на меня.

– Бери, – говорит старик. – Она говорит, чтобы ты это взяла и уходила. – Он наклоняется поближе ко мне. Мы сейчас довольно далеко от солдат, лениво стоящих у обочины, позади телеги. – Она говорит, чтобы вы поспешили. Говорит, что мерк ждет вас.

– Что?!

Я растерянно отворачиваюсь от старика. И вижу, что меня окружает словно бы нескончаемый поток отсевков, студентов, рабочих, уличных фокусников, музыкантов…

– Дол! Погоди…

Старик толкает здоровенный деревянный барабан на колесах, и тот перекрывает мне дорогу. Теперь я оказываюсь в ловушке в центре чего-то вроде религиозной процессии. Я оборачиваюсь – и вижу второй барабан за мгновение до того, как тот ударяет меня.

И я куда-то лечу.

Я открываю глаза. Несколько стариков стоят надо мной, перед яркой дверью, украшенной искусной резьбой. Красное, и желтое, и зеленое. В раме – резные деревянные буквы.

«ОБЩЕСТВО БЛАГОЖЕЛАТЕЛЕЙ». Именно это написано на двери. Таким же шрифтом, как на барабане, сбившем меня на землю.

И эти мужчины, мне кажется, выглядят вполне благожелательно. Ну, во всяком случае, вид у них не злобный. Мне они кажутся симпатичными.

Я закрываю глаза. Это день утомил меня. Я чувствую синяк там, где меня ударил барабан, и я слишком устала, чтобы думать.

Я снова открываю глаза – и вижу, что сижу теперь внутри. Наверное, в главном помещении этого Общества Благожелателей. Я пытаюсь встать. Мне хочется бежать.

– Пожалуйста, пожалуйста! Ты должна сидеть.

Только один человек говорит по-английски. Остальные что-то кричат на языке, которого я не понимаю.

Я смотрю в сторону, мимо карточных столов, за которыми находятся мужчины, курящие и играющие во что-то кусочками старой керамической плитки. На стене – зодиакальный календарь. Дверные проемы занавешены нитями бус.

Мне подают стакан теплой воды и чашку орехов с пряностями. Запах ударяет мне в нос. Перец чили и лимонная трава. Я кашляю.

– Все в порядке. С тобой все будет хорошо.

Какой-то мужчина в очках и в зеленой куртке сидит напротив меня.

– Где Лукас? – спрашиваю я.

– Твой друг? Маленький Посольчик? С ним все в порядке. Вообще все в порядке.

Я снова пытаюсь встать.

Мужчина толкает меня обратно, берет за руку и уже не отпускает ее. Он буквально впился в нее взглядом.

– На что ты смотришь?

– На твою руку.

– И что с ней не так?

– Ничего. Я прочитаю твою руку. Чтобы убедиться, что все в порядке.

– Спасибо, не надо.

– Я настаиваю. Я с самыми добрыми намерениями.

Он распрямляет мою ладонь, приближает к себе, одновременно другой рукой доставая из сумки на поясе дощечку-пюпитр. К дощечке крепится лист с изображением некой диаграммы, это как бы весьма общий контур ладони, разделенной на четверти, и схематическое изображение лица. Графики, сетки, ряды цифр, знаки зодиака заполняют остальную часть листа.

– Твое предсказание. Для года Тигра.

– Да неужели?

Он не обращает на меня внимания. Я оглядываюсь по сторонам в поисках Лукаса, уже начиная отчаиваться. Мне не нравится, что этот человек меня трогает. Мне вообще не нравится, когда меня кто-нибудь трогает. Впрочем, мужчина по ощущениям гладкий и мягкий, и оба этих качества я чувствую и своей рукой, и своим сознанием.

– Я не могу прочесть твой гороскоп по числам. Это не твое. Я прочту тебя по тварям. Ты принадлежишь к животному миру.

Он выуживает из своей сумки множество нефритовых зверюшек, доставая их по одной. И выстраивает фигурки в ряд на столе между нами, весьма старательно. Его рука слегка дрожит при движении и тяжело ложится на каждую зверюшку.