Происхождение или значение неизвестны.

Я покидаю Общество Благожелателей, мчась со всех ног. Краем глаза вижу строй солдат-симпов, шагающих по середине улицы.

Почему симпы стреляют в меня? Почему именно сейчас?

Я разрезаю толпу, которая уже стремительно редеет. Я слышу звуки новых выстрелов. Люди кричат, отчаянно разбегаясь во все стороны. Я не останавливаюсь.

Лукас. Где Лукас?

Зачем бы симпам стрелять в него?

Я поворачиваю за угол, в какой-то переулок, и ныряю за мусорные контейнеры. Несколько минут спустя в тень рядом со мной прыгает Лукас.

Мы лежим там, тяжело дыша, а солдаты бегут мимо нас по ярко освещенной улице.

– Почему? – Это первое слово, которое я в состоянии выговорить.

– Не знаю.

– Они ищут тебя или меня?

Я надеюсь, что ответа у него нет.

Лукас молчит. Я думаю о старике, который предсказывал мне будущее, о том, как кровь сочилась из его груди, о том, как опрокинулось его тело.

Я трогаю свой карман, ощущая твердые комочки нефрита. Теперь все передо мной расплывается, и я пытаюсь смахнуть слезы с лица, но они продолжают течь.

– Ты знаешь, зачем придумали Дока? – спрашивает Лукас.

– Он виртуальный врач. – Док сам мне это говорил.

– В пять лет я нашел в своей постели гадюку. Когда мне было одиннадцать, мой преподаватель выпил стакан молока, предназначенный для меня, и тут же упал замертво от цианида. В тринадцать кто-то выстрелил в меня прямо среди бела дня, и тогда мы перебрались на Санта-Каталину.

– Это ужасно.

– Док не просто медик. Он мой телохранитель. Людей, которые хотят, чтобы я жил, столько же, сколько тех, кто хочет, чтобы я умер. Это часть моего повседневного существования. – В голосе Лукаса такой же ужас, какой ощущаю я.

– Но ты по-прежнему здесь, разве не так?

Я прислоняюсь к нему спиной, прямо посреди мусора, в тени, в переулке. Я позволяю теплу Лукаса перетекать в меня и обратно.

– Мне очень жаль, Дол. Мне жаль, что я втянул тебя в это. Мне следовало быть поосторожнее. Мне следовало отправиться сюда одному.

Но он этого не сделал, да и не должен был. Во всяком случае, именно это он чувствует. И я его понимаю. А потому не произношу ни слова.

Немного погодя мы осторожно выходим обратно на улицу. Мы идем, опустив головы, и держимся в тени. Народ уже снова заполнил мостовую и тротуары, и временное затишье после инцидента с солдатами сменилось обычным гамом и суетой. Толпа и шум теперь лишь успокаивают. Страшна только тишина. И я рада, что она кончилась.

Вскоре мы добираемся до какой-то стены, сооруженной из песчаника, – она тянется на целый квартал, а то и больше. Я провожу пальцем по гладким прямоугольникам светлого камня, уже искрошившегося. Я смотрю вверх и вижу ряд позеленевших бронзовых колоколов. Кое-где еще можно рассмотреть медный цвет под патиной времени. Местами. Изредка.

– Здесь, – говорит Лукас. – Вот это я и искал.

В стене есть калитка, и она закрыта, несмотря на то что здание выглядит заброшенным.

– И что теперь?

– Вот это.

Лукас толкает калитку, и давно заржавевшее железо подается под его рукой. Калитка, как и почти все в Хоуле, представляет собой нечто сломанное и бесполезное и всего лишь сохраняет слабое воспоминание о той предназначенной для определенных целей вещи, какой была когда-то.

Мы входим в запущенный двор, откуда широкие низкие ступени ведут к массивному зданию из песчаника слева и к пустому, пересохшему фонтану справа. Там же, справа, но дальше, виднеется ряд строений – разоренные магазинчики с настежь распахнутыми дверями.

Лукас шагает позади, направляя меня к какой-то лишь ему известной цели. Я чувствую его руки на плечах, две теплые точки, но в целом мне холодно, хотя и светит солнце.

– Сюда, вот сюда. А теперь… посмотри вверх!

Я поднимаю голову к небу – и в голубой воздух передо мной взвивается фасад какого-то собора.

И она тоже здесь. Теперь я понимаю, зачем мы сюда пришли. И Лукас прав. Она более чем прекрасна.

Каменная статуя – печальная Дева – смотрит на меня сверху вниз.

– Богоматерь Ангелов. Так когда-то называлось это место. Очень, очень давно, – объясняет Лукас.

– Она изумительна.

Лукас вскидывает голову – так, чтобы мы смотрели на Деву под одним углом.

– Посмотри на ее нимб. Там наверху дыра, и он как будто сделан из самого неба, видишь? Мне это нравится больше всего.

Я не знаю, то ли это действительно Дева, то ли какой-то ангел. В любом случае в каменной крыше над головой фигуры и в самом деле круглая дыра, и я понимаю, что Лукас прав.

У нее небесный нимб.

– Тебе это нравится? Она нравится?

Голос проникает в мое ухо, но я не отвечаю. Я не могу говорить.

Ее нимб сделан из неба. Из того самого неба, которое прислало к нам монстров, самих Лордов.

Дева и монстры. Мир и смерть.

Ангелы и пришельцы.

Дева укутана апельсиновым цветом и алой бугенвиллеей, беспорядочно разросшейся над фонтанами и камнями площади.

– Лукас…

Это все, что я в силах произнести. Его ладони скользят по моим плечам, и вот уже он обнимает меня за талию, и я прислоняюсь к нему…

– Это ведь и есть настоящая Икона, да?

Я узнаю этот голос. Лукас отдергивает руки, и мы испуганно оборачиваемся.

– Я хочу сказать, это вроде как позволяет посмотреть на все под другим углом.

Площадь перед собором уже не пуста. Рядом с нами стоит Фортис. А за его спиной – ряд людей, которым я не нахожу определения. Это не симпы. И они не похожи на грассов. Они – нечто другое.

– Мои друзья по Сопротивлению. Я подумал, что вам пора наконец встретиться. В особенности теперь, когда вы сами пришли в их дом. – Фортис делает широкий жест рукой. – Славное местечко, а? Мне здесь нравится, все эти фонтаны и цветы… – Он срывает цветок бугенвиллеи. – Рыжий, как моя первая жена. Мне всегда нравились рыжие.

Я смотрю на Лукаса:

– Он? Так мы для того и пришли? Встретиться с Фортисом?

Я не могу в это поверить. И уж конечно, я не ожидала ничего подобного от Лукаса.

Тот пожимает плечами:

– Это ведь ты говорила, что веришь ему, верно?

Мерк усмехается:

– Ну же, вперед, мисс леди! Мои друзья сказали, что весь день следили за тобой. А потом потеряли, после той неприятности с джентльменом из Общества Благожелателей. Просто позор!