Брандт молча отвернулся, не желая видеть сотворенных им же самим призраков. Но невысказанное, оставшееся между ним и Кукольником звучало оглушительно, как свист прибывающего поезда.

«Сколько злых колдунов сначала были принцами и принцессами?» – задумалась Каролина, когда Брандт зашагал прочь с платформы и к выходу из вокзала. Это было единственное прощание, которому она была рада.

И только когда Кукольник ответил, она осознала, что задала этот вопрос вслух.

– Больше, чем хотелось бы думать, – сказал он.

– Почему? – спросила Каролина. – Почему Брандт из-за собственной боли причинил боль стольким людям?

– Так поступают слабые люди, – сказал Кукольник. – Они бросаются на других людей и ненавидят их, потому что напуганы сами. Но в этот момент они перестают быть достойными сочувствия.

Штурмманн приложил ладони рупором ко рту и прокричал в толпу:

– Оставьте ваш багаж здесь! Не берите его в поезд! Вы заберете его, когда прибудете на конечную станцию! Если вам нужно пометить чемодан, подойдите ко мне! Неотмеченный багаж будет конфискован!

Несколько человек действительно подошли к штурмманну, который дал им кусочки мела. Они аккуратно написали свои имена на боку чемоданов, выводя буквы крупно и отчетливо, чтобы их было легко прочитать.

Дети, которые держались рядом с родителями, улыбались, увидев Каролину, торчавшую из кармана жилета Кукольника. Некоторые даже познакомили ее со своими друзьями – деревянными куклами, плюшевыми мишками и солдатиками, которые умещались у них на ладонях. Эти игрушки не лежали в чемоданах вместе с остальными нужными и практичными вещами. Быть выдворенным из собственного дома – это очень грустно, но быть разлученным с другом, которого любишь, даже ненадолго, было бы вовсе непереносимо.

– Вы все из Кракова? – спросил Кукольник женщину, которая, согнувшись, стояла рядом с ним и писала на чемодане свое имя. На ней был темно-синий платок, заколотый у горла булавкой, а когда женщина выпрямилась, морщинки на ее лице показались ему картой всех тех мест, где ей довелось побывать.

– Да, – ответила она. – Нам сказали, что мы должны переехать.

– Почему только вы? – спросил Кукольник. – Почему не все, кто живет в гетто?

Женщина выпрямилась, схватившись за спину. Кукольник протянул руку, чтобы помочь ей, но тут же отдернул. Его руки уже не те, что раньше, подумала Каролина.

– В Кракове находится бо`льшая часть немецких заводов, – сказала женщина. – Наверное, они хотят, чтобы мы, старики и дети, убрались из города, чтобы сюда могли приехать молодые мужчины и женщины, которые смогут работать на них. Нам сказали, что мы едем в деревню. – Женщина произнесла это довольно уверенно, но что-то в ее голосе старого, умудренного опытом человека сказало Каролине, что эта уверенность, возможно, притворная.

Каролина напомнила себе, что злые колдуны вряд ли позаботились бы о том, кто входит в поезд и отмечен ли багаж, если бы хотели, чтобы эти люди исчезли.

Через минуту поезд подошел к платформе. Его гудок был таким громким и резким, что замирало сердце. Поезд был похож на огромного черного зверя, и Каролине захотелось, чтобы Кукольник унес ее от него как можно дальше.

Поезд дернулся и остановился, и немецкие солдаты открыли двери товарных вагонов. Взмахами рук они подгоняли людей, говоря:

– Быстрее, быстрее! Поезд должен отправиться вовремя. Чем быстрее вы начнете путь, тем быстрее прибудете и поселитесь в новом месте.

Но люди на платформе, включая Кукольника, не поспешили к вагонам, чтобы занять места. Внутри вагонов не было никаких мест. Там вообще ничего не было, только пол и потолок из старого потрескавшегося дерева. Кроме того, вагоны были слишком маленькими, чтобы в них могли удобно устроиться более дюжины человек.

– Это не настоящий поезд, – сказала Каролина. – Тут нет сидений! И посмотрите на окна! Они такие маленькие. Как здесь можно сидеть и дышать?

– Это настоящий поезд, – тихо сказал Кукольник. – Только не для людей. В таких вагонах перевозят овец или коров.

– Но мы же не коровы или овцы, – возразила Каролина.

– Для них, – сказал Кукольник, – мы то же самое.

* * *

Как и боялась Каролина, в вагоне для скота не хватало места, чтобы разместить всех, кого в него затолкнули, и Кукольник вынужден был стоять плечом к плечу с женщиной, к которой прислонился ее сын, и стариком. Сидеть – это была роскошь, которую никто не мог себе позволить. Самое большее, что они могли, – это согнуть ноги, чтобы немного ослабить боль, или на минутку опереться о плечо доброжелательного соседа.

Первый час в товарном вагоне был ужасным.

Второй был почти непереносимым.

Вид из двух маленьких окошек по обеим сторонам вагона давал Каролине весьма смутное представление о том, куда они направляются. Когда они выехали из Кракова, вначале были видны только коричневые поля, сосновые рощи и свинцовое небо. Время от времени она видела крестьян с семьями, работавших в поле, но они были слишком заняты, чтобы обращать внимание на поезд и его несчастных пассажиров.

Каролина перестала притворяться обыкновенной куклой – столько немцев уже видели ее и слышали, как она разговаривает, что скоро, наверное, о ней напишут в газетах. Так что Каролина свободно смотрела по сторонам и даже поздоровалась с мальчиком, стоявшим рядом с Кукольником. Внимательно оглядев ее, он улыбнулся в ответ.

– Сколько еще ехать? – спросил он, потянув мать за платье.

– Не знаю, Якоб, – ответила она. – Надеюсь, мы скоро приедем туда.

– Куда это «туда»? – спросила Каролина. – Кто-нибудь знает?

– Наверное, нас переводят в другое гетто, – сказал старик, стоящий по другую сторону.

– В другое гетто? – повторила пожилая женщина справа. – Неужели нас еще мало переводили в разные ужасные места?

– Может быть, там будет лучше, – сказала мама мальчика Якоба. Круги вокруг ее глаз были темными, как чернила, но она все же старалась хоть чуть-чуть улыбаться. – Краковское гетто было переполнено. Может, там будет свободнее.

Каролина потянулась и похлопала Кукольника по колючему подбородку, чтобы отвлечь его от мыслей, в которые он так глубоко погрузился.

– А ты что думаешь? – спросила она.

Однако прежде чем Кукольник успел ответить, старик спросил:

– Кто это говорит?

– Я, – ответила Каролина, высунулась из кармана Кукольника и ткнула пальцем старику в плечо.

– Какая чудесная марионетка, – сказал тот.

– Она не марионетка, – возразил Якоб. – Она настоящая. Она со мной поздоровалась.

– Да, она правда настоящая, – подтвердил Кукольник. С той минуты, как они вошли в это жалкое подобие поезда, Каролина впервые услышала его голос.