Борис взял ее за рукав и бесцеремонно втянул с лестничной площадки в тот самый предбанник, который и был целью ее путешествия.

– Динка, а может, ну его к лешему. Не ходи ты в эту квартиру. Неправильно это. И неразумно.

– Мне нужно посмотреть на книгу, которую я там видела, – ответила Дина, понимая, что должна все ему рассказать. В конце концов, если книга окажется именно такой, как она думает, нужно же будет принять решение, что делать с этой информацией. – Понимаешь, Борь, у меня в голове все время играл полонез Огинского, и я никак не могла взять в толк почему. И тут вспомнила, что видела книгу, которую написал автор Агинский. Она лежала у Вени и Лены на пианино.

– Ты сумасшедшая? – он отступил на шаг, чтобы посмотреть Дине в глаза. – Ты собираешься лезть в чужую квартиру, чтобы отличить Огинского и Агинского?

– Это какой-то справочник по древним рукописям, – бухнула Дина. – Я не помню точно, потому что не посмотрела как следует. Я же тогда не знала, что это может быть важно. Веня – строитель, а Лена – медсестра, как у них в квартире мог оказаться этот справочник? Зачем?

– И впрямь интересно, – медленно сказал Борис. – Пожалуй, я беру назад свои слова, что ты зря интересуешься посторонними людьми. К примеру, благодаря твоему природному любопытству ты знаешь, что этот самый Веня – строитель, а я понятия об этом не имею. А где именно он работает?

– Временно нигде. Он ездил по стране вахтовым методом, но, когда Лена забеременела, уволился, чтобы проводить с ней больше времени. Он пока не успел никуда устроиться, потому что когда-то промышлял частными заказами, но растерял клиентуру. Да и вообще, они же собираются дом строить, поэтому ему пока нет смысла наниматься куда-либо.

– Слушай, Динка, да ты просто кладезь информации, – восхитился Борис. Интонации, звучащей в его голосе, Дина не понимала. – Значит, так. Ты сейчас идешь в квартиру и ищешь там эту проклятую книжку. Я тебя тут покараулю. Ну вдруг эти наши замечательные соседи решат вернуться со своей дачи? Если что, я начну громко разговаривать, а ты там воды на пол плесни, что ли. Чтобы объяснить, что именно ты там делаешь.

– Да не пугай ты меня, я и так боюсь, – рассердилась вдруг Дина. – С чего им возвращаться, если они только вчера уехали. Но хочешь стоять тут на стреме – стой. Мне не жалко.

Сунув руку в тумбочку у стены, Дина нашарила ключи, оставленные там соседями, и шагнула к их двери. На мгновение ей стало стыдно. Боже мой, и что она творит!

– Это для дела, – громко сказала она то ли себе, то ли Борису, решительно вставила ключ в замок и повернула его.

Впрочем, зайти в квартиру она не успела. Борис издал предостерегающий звук, и Дина отскочила от чужой двери, понимая, что еще чуть-чуть – и ее бы поймали с поличным. Как оказывается, трудно и нервно быть взломщиком! Раздался звук открывающихся дверей лифта, и на пороге появился уже знакомый Дине человек – молодой ушастый аспирант профессора Бондаренко, от которого она вообще узнала, что в их подъезде живет такой знаменитый ученый.

– Здравствуйте, – довольно неуверенно сказал он. – Вы меня не помните?

– Почему же, помню, – сказала Дина, незаметно опуская ключи от чужой двери в карман. – Только из головы выпало, как вас зовут. Мы с вами вместе в лифте ехали. А потом дверь в квартиру профессора ломали.

– Да-да, – лопоухий так обрадовался, как будто от этого их короткого знакомства зависела его судьба. – Я Егор Подольский. Учусь в аспирантуре, и Ефимий Александрович – мой научный руководитель. То есть был.

– Это мой друг, Борис, – любезным тоном сообщила Дина, больше всего на свете мечтая о том, чтобы визитер куда-нибудь провалился. Не вовремя он пришел, вот сейчас совсем не кстати. – Вы что-то хотели у нас узнать?

– Нет, что вы, не у вас, – торопливо сказал аспирант. – Вы же только от меня узнали, что есть такой профессор Бондаренко, а значит, никак не можете быть мне полезны в том маленьком вопросе, который я пытаюсь разрешить.

Он говорил чуть старомодно, но от этого его речь казалась особенно милой. Он вообще вызывал симпатию – открытым лицом, волнистыми волосами и всем своим обликом хорошего, чистенького юноши, которого не портили даже оттопыренные уши.

– Тогда что вы тут делаете?

– Я пришел к вашим, как я понимаю, соседям. Дело в том, что девушка, которая живет вот в этой квартире, – он кивнул на закрытую дверь, через которую мгновение назад пыталась проникнуть Дина, – ходила к Ефимию Александровичу довольно часто. И я думаю, что она могла бы мне помочь разобраться с одним маленьким недоразумением.

– Каким именно?

– Видите ли, у Ефимия Александровича не осталось близких родственников, и я оказался тем самым человеком, который чаще других навещал его в последнее время. Это совершенно естественно, потому что моя научная работа уже подходит к концу, остались небольшие формальности, которые нужно завершить, и мы с Ефимием Александровичем встречались достаточно часто. Он настаивал на том, чтобы я передал свою работу диссертационному совету еще в этом учебном году. Я, конечно, никуда не тороплюсь, мне хотелось бы, чтобы мой труд был лишен огрехов и недочетов, но Ефимий Александрович спешил, потому что его возраст, сами понимаете…

Признаться, Дина совсем ничего не понимала, и, судя по лицу, Борис тоже разделял ее недоумение.

– Ах ты боже мой, – парень чувствовал себя неловко и явно нервничал оттого, что ему приходится им все так подробно объяснять. – Полиция попросила посмотреть, не пропало ли из квартиры профессора что-нибудь. И вот.

– Что «вот»? – нарушил наконец молчание Борис, которого визитер, похоже, немало развлекал. – Так пропало что-нибудь или нет?

– Я не смог сказать полиции однозначно, – голос Егора упал до шепота. – Понимаете, профессор никогда не посвящал меня в свои материальные дела. Наша с ним близость была духовной, строилась на науке. Я так и сказал, что ничего не знаю ни о каких ценностях, хотя профессор много лет работал с редкими документами, в том числе и очень дорогими, но сам он накопительством и коллекционированием не увлекался. Считал глупым поклоняться вещам. Он тратил деньги, которые зарабатывал, на поддержание нормального уровня жизни. И ничего особо ценного у него не было.

– Судя по тому, что вы стоите перед нами, дальше должно последовать «но», – заметил Борис.

– Да, в том-то и дело, но я не уверен, понимаете. Я не мог безапелляционно заявить полиции, что что-то конкретно пропало, потому что Ефимий Александрович мог это продать, подарить, выбросить, в конце концов.

Дине так сильно захотелось придушить молодого человека, что у нее даже зачесались кончики пальцев. Боже ты мой, ну почему он такой мямля.

– Что именно пропало? – жестко спросила она. – И почему вы хотите обсудить это с Леной?

– Ну как же, она бывала в доме почти каждый день. Могла заметить. А пропало… Во-первых, керосиновая лампа. Такая, знаете, старинная.