– Слышал об Эрле? – спросил у бармена усатый посетитель.

– Нет. А что с ним?

– Угодил в какую-то ловушку для животных в лагере «Уайлдейкр».

– Что он там вообще делал?

– Охотился с Гэри, Лу и, кажется, Майком.

– Кто же устроил ловушку? – спросил бармен.

– Говорят, какой-то подросток ушел из дома и разбил там лагерь. Когда Эрл попал в ловушку, парень сбежал. Ребята видели часть номерного знака, но Майк не хочет идти в полицию, потому что в «Уайлдейкре» охота запрещена.

– Они думают, что ловушку устроил ребенок? – спросил бармен.

– Ну, так считает Гэри… А вдруг этот психопат пойдет и взорвет какую-нибудь школу?

– Надеюсь, дальше ловушки дело не зайдет, – сказал бармен. – Может, надеялся заполучить оленя на ужин…

– Кто ж его разберет? Ох уж эти современные детишки…

Мой «Джип» стоял у бара с выставленными напоказ номерами, испещренными следами от пуль. На подростка я вблизи не походила, но быстро допила пиво и ушла.

На обратном пути к дому Фрейзеров я пару раз съезжала на обочину, чтобы пропустить машины, даже трактор-тихоход. Никто не видел, как я свернула к моему секретному гнезду.

* * *

После двух с половиной недель ведения домашнего хозяйства в коттедже Фрейзеров я почувствовала, что отлично их знаю, знаю всю семью. Повсюду были оставлены крошечные подсказки: органические чистящие средства, оголенные клумбы на заднем дворе и, конечно же, беспорядочная коллекция фильмов. За домом стоял дровяной сарай. Мне потребовалось пять часов, чтобы найти от него ключ. Там размещалась небольшая художественная студия, где мистер или миссис Фрейзер рисовали любительские пейзажи. На мой взгляд, картины получались неплохими, но меня заинтриговало то, что ни одной из них не нашлось места в доме. Я усмотрела в этом некое смирение, которое я уважала. За стопкой картин обнаружился неудачный набросок портрета Тоби.

Однажды я пошла в библиотеку, ввела в поиске «самоубийство Тоби Фрейзера» и прочитала статью о его смерти в студенческой газете. Друзья и семья описывали Тоби как тихого, но добросердечного молодого человека. Он совершил самоубийство сразу после разрыва с девушкой. Ее имя не называлось. У него остались брат-близнец Томас, второкурсник Йельского университета, и родители – Джина, учительница математики с Манхэттена, и Леонард Фрейзер, инвестиционный банкир.

Больше я не заглядывала в частную жизнь Фрейзеров, а письма оставила нераспечатанными в ящике, хотя каждую ночь слышала их манящий зов.

Порой мне казалось, что я знаю Фрейзеров лично. После двух с половиной недель я уже не считала себя злоумышленником. Я стала просто гостем, остановившимся на неопределенное время. К дому я относилась с уважением: мыла посуду после каждой трапезы, регулярно вытирала пыль и чистила сантехнику в ванной не реже одного раза в неделю. Я даже вымыла окна, и хозяева наверняка это заметят, как только вернутся. Мне очень хотелось оказать им эту маленькую любезность.

Как всегда, я приспособилась. Приспособилась жить в бегах, привыкла к новому имени и еще одному новому имени, привыкла лгать, научилась воровать; приспособилась даже к статусу убийцы. Привыкнуть к новому дому было не так уж сложно. Я начала спать по ночам. Я спала так, как будто вела вполне обычную жизнь. Я была Соней Любович, гостьей Джины и Лена Фрейзеров… пока однажды ночью, пробудившись, не обернулась кем-то другим.

– Эй! Здесь есть кто-нибудь? Эй!

Я не проснулась, когда машина ехала по извилистой подъездной дорожке; «Приус», может, и шуршал немного гравием, но двигатель работал почти беззвучно. Я не проснулась, когда она вставила ключ в замок, не проснулась, когда она тихо закрыла за собой дверь. Но когда ее нога ступила на половицы в прихожей, я подскочила в постели. Адреналин хлестал в вены так, что легкие не успевали нагнетать воздух.

В ванной комнате окно без сетки. Если тут же метнуться туда и выбраться наружу, она меня не увидит. Моя сумка с бумажником и деньгами лежала у кровати, а вот ключи от «Джипа» – на столе в прихожей. Пешком я далеко не уйду, до любой цивилизации не меньше пятнадцати километров.

– Привет! – сказала она.

– Привет, – ответила я.

Я все еще обдумывала, что сказать, когда Джина Фрейзер вошла в спальню. Она во многом походила на свою фотографию: практичная стрижка, волевое лицо, крепкое телосложение – и все же выглядела иначе. Под глазами залегли глубокие тени. В тусклом свете луны она выглядела затравленной. На какой-то миг я за нее даже испугалась.

– Пейдж, это ты?

– Прошу прощения, – сказала я.

Она подошла ближе, пытаясь разглядеть меня в тусклом свете, пока глаза привыкали к темноте. Она не боялась. Она знала меня – то есть считала, что знает.

– Я думала, ты приедешь на следующей неделе.

– Нет. На этой.

– Ты собрала все свои вещи? – спросила Джина.

– Кажется, да. Спасибо. Мне уйти?

– Уже поздно, Пейдж. Куда ты пойдешь?

– В мотель. Куда угодно, – ответила я.

– Не надо, – холодно сказала Джина. – Можешь остаться на ночь.

– Спасибо, миссис Фрейзер.

– Миссис Фрейзер?! Серьезно?

– Джина, – нерешительно поправилась я, вставая с постели. – Я перейду на кушетку. Вы можете лечь здесь.

– Очень мило с твоей стороны, – проворчала она. – Но я еще не хочу спать. Собираюсь заварить чаю.

Я последовала за Джиной в кухню-гостиную, где она включила чайник и подошла к термостату.

– Здесь очень холодно. Почему ты не включила отопление?

– Я хотела оставить все как было.

– Интересно, – сказала она, нажимая кнопки.

В подвале загудел котел, распространяя вибрацию по всему дому и вторя гулу моих нервов.

Обычно я рассматривала каждую проблему как дорожную карту, мысленно проходя по разным маршрутам в поисках решения. С Джиной я постоянно заходила в тупик.

– Садись, – велела она. – Ты меня нервируешь.

Я села на диван.

– Странно, что ты не замерзла.

Я замерзла. Но тут теплее, чем в лагере. И к тому же есть горячая вода.

– Со мной все хорошо, – сказала я.

Джина скинула туфли и свернулась калачиком на другом конце дивана. Она снова разглядывала меня, склоняя голову под разными углами.

– Ты выглядишь иначе. Думаю, из-за стрижки.

Значит, она уже встречала эту Пейдж, и если сейчас включит верхний свет, то сразу распознает во мне самозванку. Я пыталась изменить выражение лица, но меня заботило множество других проблем – например, как забрать деньги и ключи и сбежать, – так что я не могла контролировать свои лицевые мышцы. Наверное, я выглядела обескураженно, потому что Джина пояснила: