Торрио ожидал срок заключения. Адвокат организовал перевод из тюрьмы Дю Пэйдж в крошечном сельском Уитоне в тюрьму округа Лэйк в Уокигане. Тюрьма находилась примерно в тридцати милях севернее, где не до конца оправившийся заключенный мог получить качественное лечение. Хотя суд назначил вступление приговора в силу на 27 февраля, Торрио счел разумным оказаться в безопасном окружении стен и решеток как можно скорее.

Муниципальный судья освободил Морана под залог $5000, несмотря на возмущение полиции и прокуроров. Учитывая категорический отказ Торрио опознавать его или кого-нибудь еще, единственное опознание Питером Виссертом (ни соседка, ни водитель прачечного фургона не видели лиц, а Моран был единственным, кого видел Виссерт), адвокат даже не понадобился.

Хотя тюрьма округа Лейк выглядела как темница (толстые стены, с огромным сводом), она явила Торрио настоящий уютный домашний очаг.

Торрио выделили необычайно просторную камеру, которая могла похвастаться чудесной проточной водой, медной кроватью, ковровым покрытием, легкими креслами, книжным шкафом, комодом, проигрывателем и – настоящей редкостью в тюрьме – радио. Начальник тюрьмы Альстром позволил Торрио экранировать оконные проемы пуленепробиваемой сеткой с внутренней светомаскировкой, что защищало от снайперов в темное время суток. Он разрешил Торрио нанять помощников шерифа в качестве личных охранников. Анна приходила к Торрио на обеды в шерифском доме, где Торрио также завтракал и ужинал, пара проводила время в креслах-качалках на крыльце. Разумеется, Торрио оставался наедине с коллегами извне, когда им нужно было посовещаться.

В марте Торрио вызвал Капоне и адвокатов.

Торрио решил выйти. Было ясно, что синдикат вот-вот развалится. Весь преступный мир Чикаго (не только последователи О’Бэниона) стремился выпотрошить его. По мере ухудшения ситуации Торрио все больше убеждался: всякое мирное деловое сотрудничество придется устанавливать и поддерживать оружием, а не дипломатией. Он был слишком стар для этого.

Торрио передал дело Капоне. Его срок подошел к концу, он уехал из Чикаго, возможно, в Италию. Капоне переводил ему часть доходов (по одной из версий, 25 % в течение десяти лет). Торрио всегда был открыт Капоне для консультаций.

Позже разные аналитики заверяли мир, что Торрио «мог бы все вынести, но не захотел». Безусловно, его потрясли и полученные травмы, и страдания Анны. Никогда в жизни Торрио не проявлял трусости. Скорее, он как человек, который всегда стремился избегать проблем, видел, что происходит и что будет дальше.

Теперь его преемником должен был стать Капоне.

Торрио предвидел волну убийств в бандах Чикаго. В течение действия сухого закона их число превысило семь сотен. Даже в 1922 году, наиболее мирном для синдиката, один наблюдатель насчитал тридцать семь. Во время наступления Спайка О’Доннелла, в 1923 году, количество убийств возросло до пятидесяти семи. При кажущейся гармонии 1924 года – шестнадцать, но в 1925 году – сорок шесть. Дальше наступил неуклонный рост: уже в следующем году было совершено семьдесят шесть убийств.

Хотя действия Торрио дали немало предпосылок для этого роста, главная причина заключалась не в них. Убийства вредили бизнесу, кто бы их ни инициировал и какой бы убедительной ни была причина.

Устранение соперника могло расширить или защитить территорию, но не приносило ни цента. Напротив, когда влиятельность жертв или их количество приводили к облавам, убийства приносили значительные убытки.

Торрио понимал: тенденции обозначены, и дальше будет только хуже. Особенно тяжело было понимать, что вскоре придется устранить самых сильных союзников.

Успех не изменил банду братьев Джанна, только расширил территорию. Хотя они были настоящими властителями Маленькой Италии, вступление в силу сухого закона обозначило их истинное ничтожество: Джеймса и Анджело впервые арестовали в 1920 году за мелкие нарушения; Анджело – за хранение одного галлона алкоголя. Братья Джанна даже в мелочах проявляли характерную, только им присущую грубость. В начале 1921 года Майка арестовали за автоугон, когда два бедных неграмотных кредитора попросили машину в качестве залога.

Анджело, самый грубый из Джанна гордился, что за один год получил два обвинения в убийстве. Первое – убийство Пола Лэмриола (активного сторонника Джона Пауэрса во время выборов 1921 года, по заказу Энтони Д’Андреа), второе – убийство Пола Нотти, узнавшего преступника. Он избежал смертной казни потому, что защита доказала: Нотти находился под воздействием болеутоляющего опиата и его разум был замутнен. Это случилось в июне 1922 года.

В августе два мерзавца обратились к Анджело за помощью. Они отвезли пятнадцатилетнюю Женевьеву Корт в Милуоки, где «грубо с ней обошлись» – так нужно было говорить во время допроса в рамках федерального разбирательства по закону Манна.

За день до суда Анджело остановил Женевьеву на улице и сказал, что убьет ее и мать, если девушка даст показания против его приятелей. После того как обвинение было снято, Женевьева заявила, что подверглась запугиванию. В результате в следующем ноябре Анджело отправился в тюрьму Форт-Ливенуорт на один год и один день.

Это едва задело его чувство собственного достоинства. Федералы снова посадили Анджело, на этот раз за успешно организованное производство алкоголя. Остальные члены семьи не меньше Анджело кичились грандиозным успехом перегонного бизнеса. Хотя братьев ненавидели и боялись, они сумели купить уважение.

Джанна быстро поднялись на общем фоне за счет поддержки со стороны политического покровителя Джозефа Эспозито, известного как Алмазный Джо.

К концу 1924 года вся окружная полиция жила на взятки Джанна, поэтому братья почувствовали себя достаточно сильными, чтобы бросить вызов Торрио и Капоне. Они имели влияние на руководство Unione Siciliana, что разочаровало Капоне: ему хотелось, чтобы после смерти Майка Мерло организацию возглавил Энтони Ломбардо. Все уважали прозорливого и спокойного комиссионера, занимающегося торговлей сыром и бутлегерством, имеющего связи в гангстерских кругах. Ломбардо, безусловно, позаботился бы, чтобы никто не смог давить на Торрио и Капоне через Unione. Джанна воспользовались занятостью Капоне после убийства О’Бэниона: пост президента организации спокойно занял Анджело. С этого момента интересы двух банд разошлись.

Незадолго до ранения Торрио Анджело женился на восемнадцатилетней Люсиль Спигноле, симпатичной и яркой девушке из хорошей семьи. Это стало очередным проявлением неуклонно растущего могущества братьев Джанна.

Брат Люсиль, Генри, задумавший махинацию с массовым производством алкоголя, был адвокатом, закончившим Школу права имени Джона Маршалла. Семья Спигнола была недовольна выбором Люсиль, но она по-настоящему любила мужа. Да и никто не мог отказать братьям Джанна.

Приглашения на свадьбу были похожи на рекламу в газетах: «Приходите все».

На свадебном торжестве присутствовало около трех тысяч человек. Свадебный торт высотой в двенадцать футов весил тонну, сверху стояли фигурки новобрачных. На глазури была надпись «Дом, милый дом». Молодожены временно поселились в гостинице Belmont на улице Шеридан, северо-западнее Золотой Косы.