Так, Е. Дриг упоминает приказ Наркома обороны № 0349 от 10 декабря 1940 года «О мероприятиях по сбережению материальной части тяжелых и средних танков». Согласно приказу, чтобы поберечь танки Т-28, Т-34, Т-35 и КВ, следовало укомплектовать все батальоны тяжелых и средних танков танкетками Т-27 из расчета по 10 машин на батальон. Все тактические учения в этих батальонах предписывалось проводить на Т-27. Для обучения личного состава вождению и стрельбе и для сколачивания частей и соединений разрешалось израсходовать на каждый тяжелый или средний танк учебно-боевого парка по 30 моточасов в год, машин боевого парка — по 15 часов в год («Механизированные корпуса РККА в бою», с. 59). Иначе говоря, каждый день можно было сколько угодно «гонять» устаревшие танкетки, а ценный моторесурс дорогих тяжелых и средних танков следовало тратить лишь для «закрепления материала». Кстати, упомянутые нормативы часов по вождению боевых танков являлись, с моей точки зрения, вполне реалистичными (для более или менее качественной подготовки меха ника-водителя тогда требовалось порядка 25 часов) и — при их соблюдении — должны были обеспечивать достаточно хороший уровень боевой подготовки экипажей, большая часть которых и так приходилась на опытных танкистов, прослуживших по 2–3 года (а также уже служивших ранее и призванных из запаса). Как говорилось выше, сами учебные танкетки в штат батальонов, как правило, не включались, а всего для этих целей планировалось выделить 800 единиц Т-27. Так вот: учитывая, что «неснижаемым» пределом моторесурса для проведения «глубокой операции» в ГАБТУ (и, по-видимому, в Генштабе) считали 50 часов и что в то же время на 1941 год разрешалось «выездить» по 15–30 часов на учебно-боевых (то есть самых старых) и боевых машинах, то и выходит, что как минимум средние и тяжелые танки Т-28, Т-35, Т-34 и КВ Красной Армии на начало 1941 года имели средний минимальный моторесурс в 60–80 часов. Иначе приказов, подобных вышеупомянутому, никто бы не отдавал.

Это предположение подтверждается М. Солониным на примере 10-й танковой дивизии 15-го мехкорпуса генерал-майора Карпезо И.И. Он цитирует «Доклад о боевой деятельности…» этой дивизии: «Танки КВ и Т-34 все без исключения были новыми машинами и к моменту боевых действий проработали до 10 часов (прошли в основном обкатку)… Танки Т-28 имели запас хода в среднем до 75 моточасов… Танки БТ-7 имели запас хода от 40 до 100 моточасов (то есть в среднем — 70 часов. — Прим. авт.)… Танки Т-26 в основном были в хорошем техническом состоянии и проработали всего лишь часов по 75…» («22 июня. Анатомия катастрофы», с. 331). Нетрудно убедиться в том, что в среднем «устаревшие» танки этой дивизии имели моторесурс свыше 70 часов, а новые Т-34 и КВ (таких было 101) — и того больше. Таким образом, при средней скорости в 8 км/ч большая часть 368 боевых машин дивизии под командованием генерал-майора С.Я. Огурцова могла за несколько дней наступления пройти до полного выхода двигателей из строя 560–700 км: как справедливо замечает М. Солонин, «более чем достаточно, чтобы дойти до Люблина и Кракова. А больше от них и не требовалось» (там же). Разумеется, доехали бы они, как утверждает Резун-Суворов, и до нефтяных полей Плоешти.

Л. Лопуховский и Б. Кавалерчик подсказывают, что по 60–80 часов моторесурса должны были иметь не только средние и тяжелые танки, но и легкие машины. Оказывается, существовало «Положение о порядке эксплуатации танков, автомобилей, тракторов и мотоциклов в Красной Армии в мирное время». Согласно этому документу, танки делились на боевые и учебно-боевые. К первым относились лучшие, исправные и полностью укомплектованные всем необходимым машины, имеющие моторесурс не менее 75 часов. «Как правило, — пишут указанные авторы, — это были танки последних выпусков, возрастом не старше пяти лет. Их содержали в полной боевой готовности на консервации и периодически эксплуатировали, но при этом расходовали не более 30 моточасов в год. В таких же условиях хранились танки из неприкосновенного запаса, которые порой имелись в частях сверх установленного штата. Однако, в отличие от машин из боевого парка, их эксплуатация полностью запрещалась. К сохранению стоявших на консервации танков относились очень строго. Даже их собственные экипажи допускались к ним только с письменного разрешения командира части. Периодически, но не реже чем раз в два месяца, боеготовность этих машин проверял лично командир соединения. План использования ресурса боевых танков, составляемый командиром соединения, утверждал начальник АБТ войск округа. Ресурс расходовался только для подготовки частей и соединений на тактических учениях, в подвижных лагерях и боевых стрельбах подразделениями. Снимать боевые танки с консервации начали по приказу только после начала боевых действий (прошу читателя запомнить данное утверждение Л. Лопуховского и Б. Кавалерчика. — Прим. авт.). Танки учебно-боевого парка в войсках хранились отдельно. К ним относились наиболее старые и изношенные машины. Для повседневной боевой учебы танкистов служили именно они. В военно-учебных заведениях учебно-боевыми были все имеющиеся танки. Несмотря на интенсивное использование, учебно-боевые танки тоже постоянно поддерживали в состоянии полной боевой готовности. Эксплуатировать их разрешалось только в пределах установленных норм. После каждого выхода в поле требовалось немедленно привести их в полный порядок, заправить, смазать, вычистить и только потом ставить на хранение. Учебно-боевые машины после отправки в ремонт запрещалось заменять боевыми. По возвращении в часть из капремонта их направляли в боевой парк, а оттуда взамен специальным приказом по части танки с наибольшей выработкой моторесурсов переводились в учебно-боевые. Таким образом, количество машин боевого парка оставалось неизменным. Система сбережения моторесурсов техники действовала в Красной Армии до войны на протяжении многих лет. Поэтому большинство танков выпуска второй половины 30-х годов к началу Великой Отечественной войны сохранили вполне приемлемый запас ресурса» («Июнь 1941. Запрограммированное поражение», с. 471–472).

Как хотите, но у меня после прочтения этого длинного параграфа из книги двух убежденных противников Суворова никак не складывается впечатление о том, что советские танки перед началом войны «дышали на ладан» и что 17 000 машин (по утверждению С. Залоги и Д. Грандсена) требовали капремонта. Напротив, выходит, что вплоть до лета 1941 года в РККА в течение многих лет существовала строгая и логичная система сбережения моторесурсов танков и другой боевой техники. Что большинство советских танков относились к категории «боевых» и что «учебно-боевые» машины тоже вполне годились для ведения боевых действий. И что, наконец, имевшегося у подавляющего большинства танков минимального моторесурса в 75 часов вполне хватило бы для проведения масштабной наступательной операции фронтового масштаба.

В качестве практической иллюстрации корректности этой оценки приведу опыт участия 5-й гвардейской танковой армии под командованием П.А. Ротмистрова в сражении на Курском выступе. Когда 6 июля ситуация с развитием немецкого наступления приняла угрожающий характер, Ставка приняла решение о немедленной переброске армии в распоряжение Воронежского фронта. Времени на перевозку железнодорожными составами не было, потому в 1.30 ночи 7 июля начался 200—280-км форсированный марш. Через двое суток примерно 850 танков и САУ 5-й гвардейской танковой армии (вместе с частями и соединениями усиления) прибыли в район Старого Оскола. Надо сказать, что «некачественные» советские танки не подкачали: в ходе марша из строя вышли считанные единицы, а поломавшиеся машины догнали свои части и вернулись в строй. В час ночи 9 июля последовал новый приказ: совершить еще один — теперь уже 100-км — марш в район Прохоровки. По завершении марша утром 12 июля 5-я гвардейская танковая армия практически одновременно с немцами перешла в наступление. Этим неожиданным для обеих сторон встречным боем началось одно из самых ожесточенных танковых сражений Второй мировой войны, которое длилось несколько дней. Незадолго до отвода понесшей тяжелые потери армии в тыл Ротмистров констатирует: «На 19 июля у нас еще насчитывалось до 180 танков, требующих среднего и текущего ремонта. Большинство машин, оставшихся в строю, имели изношенные моторы и нуждались в замене ходовой части» («Стальная гвардия», с. 203). Иными словами, после 12 суток участия в стратегической операции фронтового масштаба только 21 % танков и САУ 5-й гвардейской танковой армии (которая являлась примерным аналогом советского мехкорпуса образца 1941 года) оставался на ходу. Остальные были потеряны в боях или нуждались в капитальном ремонте, фактически полностью израсходовав моторесурс. В ходе операции боевые машины прошли порядка 400–600 км (учитывая 300–380 км маршей, потребовавшихся на срочное выдвижение из глубокого тыла). Если поделить 400–600 км на среднюю скорость 8 км/ч, то получим 50–75 часов фактически израсходованного моторесурса.