– Хорошо, Нина. Я не против встречи нового года.

Глаза девушки вспыхнули. Костин только сейчас понял, как трудно было ей все это сказать.

– Проводите меня, я живу не так далеко, а заодно узнаете и адрес.

Нина шла рядом с Костиным, не решаясь взять его под руку.

«Интересно, вот так же я когда-то шел рядом с Зоей, а сейчас шагаю с Ниной», – подумал он, бросая на нее свой взгляд.

Девушка, словно чувствуя на себе его взгляд, как-то все время виновато улыбалась.

– Александр Павлович! Только не думайте обо мне плохо. Вы мне давно нравились, а я все время не решалась с вами заговорить. Я ведь отлично все понимаю, кто – вы, а кто – я.

Костин усмехнулся, чем еще больше смутил девушку.

– Нина! А как ты оказалась в Москве?

– Я окончила Ленинградский университет перед самой войной, факультет немецкого языка. Здесь в Москве жила моя одинокая тетушка, вот я и приехала к ней погостить. А тут война. Я и застряла здесь. Потом был Западный фронт, я служила переводчицей. После окончания войны меня перевели сюда.

Девушка остановилась и посмотрела на Костина.

– Вот здесь я и живу, – произнесла она, указывая рукой на дом. – Моя квартира на третьем этаже.

– А что с теткой?

– Она умерла совсем недавно. У нее было больное сердце.

Она замолчала и посмотрела на Александра. Он прижал ее к груди, чувствуя, как у него громко и сильно забилось в груди сердце.

– До свидания, Нина, – тихо произнес он, чувствуя, что ему так не хочется с ней расставаться.

– До завтра…

Девушка развернулась и направилась к подъезду дома. Прежде чем войти в парадную тома, она обернулась и помахала ему рукой.

***

Виктор Абакумов сидел за столом, изучая полученные сегодня документы. Он иногда отрывался от чтения и, задумываясь, смотрел на письменный прибор, который стоял у него на столе. Этот прибор ему достался от бывшего наркома НКВД Ежова. Он был изготовлен где-то на уральском заводе из какого-то зеленого красивого камня. Взгляд генерала упал на перекидной календарь.

«Вот год заканчивается, – почему-то с грустью подумал он. – Что ждет меня в будущем году? Как все надоело, это вечные кремлевские интриги, попытки втянуть в какие-то тайные для Сталина политические группировки. Несмотря на внешний вид, вождь стал заметно сдавать. Странно, но он стал бояться врачей. Его начальник охраны Власик ездил по каким-то сельским аптекам скупая для него лекарства. Выходит, что Сталин боится не самих врачей, а тех, кто может направить их руку, на его устранение. Кто эти люди? Берия? Нет сейчас он не готов на этот поступок. Он очень осторожен и лишнего, рисковать не будет. Булганин, Молотов, Малиновский? Это реальные лица. Наверное, стоит их взять в оперативную разработку. Нужно срочно набрать на них компромат. А, Хрущев? Этот тоже заинтересован, но один действовать не решится. Да и замаран он сыном сильно. Сын попал в плен, где начал сотрудничать с немцами. Этот будет пока сидеть, выжидать, смотреть, как будут драться другие…».

Он снова углубился в чтение, не забывая писать резолюции на прочитанных документах. Он снова оторвался от документов и, встав из-за стола, налил в стакан воду.

«На кого возложить анализ этой работы, – подумал Абакумов. – Генералы здесь не подойдут, они в любой момент переметнуться на сторону Берии. Нужен совершенно новый человек, малоизвестный, не замеченный в этих политических и иных интригах. При этом он должен обладать навыками оперативной работы».

Генерал сел за стол и хотел снова заняться изучением документов, но в какой-то момент поймал себя на мысли, что практически не усваивает смысл прочитанного. Он отодвинул папку в сторону и снова посмотрел на письменный прибор.

«А может остановиться на Маркове? Полковник начал работать в Управлении в 1944 году. Нет, он не подходит, болеет, женат. Прижмут, спасая детей – он выдаст все, что знает. Здесь нужен другой человек. А может этим будет подполковник Костин? А что? Молод, фронтовик, опыта вполне достаточно. Есть еще один плюс – не женат. Нет, спешить не буду, нужно подумать. Уж слишком опасную игру я затеваю. С другой стороны, это позволит Сталину в любой момент раздавить этих людей. Это все так, а как быть с Лаврентием? Он, наверняка, узнает об этом или через Сталина, или через своих людей в Управлении. Сейчас он тоже играет, но на каком поле? Зачем ему вдруг понадобились сведения об арестованных генералах? Этот старый лис, наверняка что-то задумал? Интересно, что?»

Абакумов встал из-за стола и подошел к окну. Он любил смотреть в большое окно на спящую Москву. Этот вид из окна успокаивал его, давя ему возможность оторваться от этой рутины, за которой судьбы множества людей, где он один во всех лицах: судья, адвокат и обвинитель. На какой-то миг он подумал о себе, о своей судьбе, которая подняла его на олимп власти.

«Чем выше забрался, тем больнее падать», – неожиданно вспомнил он слова отца.

«Как долго я еще продержусь? – подумал он, вспомнив Ягоду, Ежова, их расстреляли по приказу Сталина. – Эти люди тоже, как и я были рядом с вождем, и тогда им тоже, наверняка, казалось, что они непотопляемы. Нужно, сохранить все, что будет наработано».

Абакумов отошел от окна и, закрыв папку, положил ее в сейф.

«Нужно сворачивать дело Кулика. Там все ясно, имеются записи, показания жены Гордова. Рыбальченко и Гордов сломлены и наверняка подпишут все, что им сунут под нос. Костин должен остаться в тени, чтобы никто не знал, что он хранит».

Генерал надел шинель, фуражку и вышел из кабинета. Ожидавший в приемной офицер по особым поручениям вытянулся в струнку.

– Домой, – коротко произнес Абакумов.

Они вышли из здания Управления и направились к ожидавшей генерала машине.

***

Александр сидел на диване, наблюдая, как Нина накрывала праздничный стол. Все его попытки оказать ей помощь в этом, были пресечены девушкой. Он еще раз взглянул на висевший, на стене календарь, на котором было обозначено число – 31 декабря 1949 года.

– Саша! Скажи, зачем тебя вызывал к себе Абакумов? – спросила Костина Нина.

– Не знаю, мне не пришлось с ним встретиться, он уехал в Кремль. А почему ты интересуешься?

– Просто так. Я как раз была в канцелярии, когда позвонил генерал и приказал разыскать тебя.

– Понятно. Если я ему нужен, значит, снова вызовет. Я вот сейчас тоже об этом думаю, зачем я ему понадобился?

Костин встал с дивана и