— Распотрошили мы вашу тетрадку, товарищи! — Заметив, что гости встрепенулись, он поторопился их успокоить: — Не волнуйтесь, очень аккуратно, по всем правилам науки! Давайте пройдем вот к тому столу, — и он указал куда.

— Хорошо, копию успели сделать, — еле слышно буркнул Эйтингон.

— Вот, полюбуйтесь! — На большом столе, освещенном сразу четырьмя настольными лампами, правда, по яркости больше походившими на небольшие прожекторы, лежала аккуратно разобранная на листы тетрадь.

— Ох, е! — Это отреагировал уже Серебрянский. Судоплатов в принципе был с ним солидарен, но ему, как начальнику, приходилось держать марку. — А обложка где? — спросил он после еле заметной паузы.

— С ней как раз сейчас работают, там есть несколько интересных деталей, — бодро ответил криминалист. — А пока, если позволите, я коротенечко расскажу, что нам удалось накопать по этому документу.

— Я, пожалуй, присяду, — заявил Яков и оседлал ближайший стул.

«Занятно, мебель у них вся разномастная, — отметил интересную деталь Павел, привыкший к казенному единообразию, царившему в здании Наркомата. — Наверное, часть вещдоков себе оставляют? Надо будет при случае спросить…»

— Анализ почерков в вашем документе показал, что заметки написаны как минимум пятью людьми. Материалы по структуре германской армии и тайной полиции, техническим характеристикам предметов вооружения написаны в основном двумя почерками. Этих людей мы условно назвали «Торопыга» и «Аккуратист». Следует отметить, что оба лица хорошо владеют иностранными языками — изменения в почерке при переходе с кириллицы на латиницу практически незаметны. Начертания букв очень индивидуальны, но эти люди точно учились не при царе.

— Что, так заметно? — хмыкнул Серебрянский.

— Конечно, опытный глаз сразу отличит написанное мной или вами от букв, вышедших, так сказать, из-под пера товарища Судоплатова. Следовательно, оба этих подо… субъекта моложе тридцати пяти лет.

— А это как вы узнали?

— Элементарно! Писать обычно начинают учиться лет в пять-шесть… Да, да, да, — Морозов поднял руки, останавливая возможные возражения, — здесь речь идет о людях как минимум из интеллигенции, товарищи. Уж больно гладко излагают… Так вот, переучиться для человека, лет десять писавшего с «ятями» и «фитами», очень сложно, поверьте моему опыту. Окончания многих слов выходят иначе. — Вооружившись пером, эксперт на клочке бумаги показал, что он имеет в виду. — На новую орфографию перешли году в двадцатом, так? Эксперименты отдельных новаторов я в расчет не беру, как малозначимые в нашем случае. Соответственно, отнимаем от этой даты примерно шесть лет и получаем год рождения субъектов. Как раз перед началом империалистической они и родились, голубчики!

— Как ни обидно, но вынужден вас огорчить, товарищ Морозов, — сверкнул улыбкой Яков. — Эти ребята постарше будут. Лет на десять, примерно. Так что либо они от сохи, либо… либо — не знаю…

— Большинство иностранных слов написаны печатными буквами, — вмешался в разговор Эйтингон, — а вы говорите, что они хорошо владеют языками. Что-то не сходится, товарищ.

— Малозаметные штрихи, хорошо видимые только в увеличительное стекло, показывают, что авторы заметок намеренно переходили на печатные буквы, видимо, для облегчения понимания иностранных слов менее подготовленными читателями.

Члены Особой группы переглянулись — при чтении «синей тетради» они пришли к такому же выводу.

— Иногда, впрочем, они это делать забывали, и тогда первая буква выходила у них своеобразно — и не печатная, и не прописная. Вот на эту латинскую «H» посмотрите. Очень типичный пример! — эксперт карандашом показал, что имеет в виду.

— Ладно, с этими двумя более-менее ясно. А остальные? — Павел понял, что быстро управиться не выйдет, и поискал глазами, куда бы приземлиться.

— Еще один получил у нас прозвище «Чекист». Его заметки относятся больше к методикам работы немецкой секретной полиции и контрразведки, а также методическим записям для наших диверсантов. С языками у него, если судить по почерку, куда как хуже.

— А возраст? — Серебрянский почесал кончик носа и подмигнул Судоплатову.

— Старше обоих предыдущих. — Однако на этот раз в голосе Морозова мелькнула тень сомнения: — Вполне возможно, что образование получал уже в зрелом возрасте.

— Понятно… — По губам Якова скользнула легкая улыбка.

«Похоже, он не сильно верит выкладкам этих спецов», — подумал Павел.

— Перейдем теперь к «Солдату»…

— К кому, к кому? — Экс-начальник Особой группы твердо решил взять на себя роль «сурового критика».

— Так мы именуем четвертого субъекта. Его перу принадлежат почти все записи о тактике и большинство — о методах создания взрывных устройств. Некоторые, правда, написаны совместно с «Чекистом».

— Совместно — это как? Они что же, через строчку писали?

— Нет, но все записи объединены в логические разделы, и в тех из них, что посвящены упомянутым мною темам, встречаются почерки в основном этих двоих. — Сделав паузу, но не услышав новых вопросов, графолог продолжил объяснения: — Пятый — «Доктор». Он писал только о медицине и лекарствах.

— А про него вы что можете рассказать?

— К сожалению, фрагменты текста, написанные им, писались явно в неудобных условиях. Они скорее накарябаны. Это свойственно многим медикам, кстати. Поэтому мы, собственно говоря, его так и именуем. Налицо единство формы и содержания! — эксперт позволил себе улыбнуться. — Часть отрывков «Солдата» сделаны химическим карандашом и слегка смазались. Но если необходим тщательный анализ…

— А остальные чем писали? — перебил спеца Судоплатов. — Чернила тоже мажутся.

— Химический анализ пока не проводили, все-таки время на него много надо, да и текст попортится, но мне некоторые записи представляются весьма необычными.

— И что же в них не так?

— Очень, знаете ли, странные линии. Вот, полюбопытствуйте, — и эксперт пододвинул к одному из листов здоровенную лупу на специальной держалке. — Видите? Линия идет ровнехонько и к концу практически не утончается — пером так не напишешь. Отрыва практически нет, и радиусы произвольные…

— И?.. — над плечом Павла, пытавшегося рассмотреть все те детали, которые упомянул графолог, навис Серебрянский.

— С учетом того, что я не заметил ни одного задира бумаги, хотя писавший местами и торопился, могу сказать только одно — инструмент, которым написаны многие фрагменты, мне неизвестен!

— Час от часу не легче! — буркнул Яков, отходя в сторону. — А за кордоном ничего похожего нету?

— Есть, — неожиданно в разговор вступил молодой, явно до тридцати, сотрудник, до этого момента молча стоявший поодаль. — Известно несколько патентов так называемой «ручки с шариком для письма». В частности, подобные пишущие устройства запатентовал владелец известной фабрики Паркера в Америке. Но они весьма редки, поскольку особых преимуществ перед «вечными перьями» пока не имеют. По счастью, у меня в коллекции есть несколько образцов, написанных подобными инструментами.