Новости, мягко говоря, не радовали. Нацеленные на Россию ракеты, протесты оппозиции, начинающаяся предвыборная лихорадка.

«Совсем все с ума посходили», – подумал Тимур Андреевич, разворачивая номер очередной лежащей в стопке газеты, «Ведомостей».

Уже при взгляде на первую полосу еженедельника на лбу хирурга выступила испарина. В левом углу, где анонсировались материалы, крупным шрифтом было набрано: «Тайна креста Евфросинии Полоцкой. Загадки больше нет?»

Дрожащие руки не сразу нашли нужную страницу. Развернув наконец треклятую газетенку, Антипов впился глазами в текст. Сначала пробежал подзаголовки. «Контекст эпохи». «Будущая святая». «Мастер Лазарь Богша». «Исчезновение креста: версии».

Подзаголовки слегка успокаивали.

«Возможно, какая-то дата, годовщина. На днях я видел по телевизору сюжет. В Полоцк доставили воссозданную серебряную раку, куда были перенесены мощи святой Евфросинии Полоцкой», – успел подумать Тимур Андреевич. А потом взгляд упал на последний абзац статьи.

«За последние недели в Москве был совершен ряд кровавых преступлений. У следствия есть основания предполагать, что убитые люди занимались поисками креста Преподобной Евфросинии Полоцкой. Как отметил в разговоре с корреспондентом „Ведомостей“ занимающийся расследованием следователь прокуратуры Владимир Седов, „не исключено, что уже в ближайшее время уникальная христианская реликвия будет обнаружена. В настоящий момент следствие располагает материалами, позволяющими выйти на след преступника“. Наш еженедельник пристально следит за развитием событий. Может быть, злоумышленники уже получили в свое распоряжение крест Евфросинии Полоцкой. Но то, что креста на них нет, – это очевидно. Ради собственной наживы и выгоды они готовы на все. Их не остановили ни человеческие жизни, ни то, что они пролили безвинную кровь боровшихся за бесценную православную святыню, что вдвойне кощунственно». Ниже более мелкими буквами было указано: «Материал подготовлен Ликой Вронской».

Дрожь в руках не проходила. Антипов отложил машинально исчерканную ручкой газету и нервно заходил по кабинету. Нет, его не смутило, что в статье речь идет о каких-то убитых людях. Журналисты часто сгущают краски. Но даже если Ларио и стал убийцей – а что-то в его отреставрированном облике вызывало невольные опасения, – то это Тимура Андреевича волновало в меньшей степени. А вот мысли о том, что крест у Ларио, но Андрей, как нынче принято говорить, его «кинул», нашел покупателя, заплатившего за раритет дороже, сводили с ума.

Тимур Андреевич метнулся к столу, где в забавной пластмассовой подставке стоял сотовый телефон, набрал знакомые цифры. После десятого равнодушного гудка пришлось отключиться.

«Андрей не хочет со мной разговаривать. Что? Что это значит?», – волновался он.

Потом спохватился, нажал кнопку селекторной связи и сказал секретарю:

– Верочка, распорядитесь отменить операцию. Нет, пока я не могу сказать, на какое число ее перенести. Я чувствую себя очень плохо, а операция ответственная. Нет, спасибо, «Скорую» вызывать не нужно. Я сейчас поеду домой, отлежусь, и все пройдет…

Он еще говорил с Верочкой, когда в кабинет ворвалась Ольга Зацепина. Ее личико побледнело от беспокойства.

– Что? Тимур Андреевич, что случилось?

Он сорвался на крик:

– Ничего экстраординарного! Я не понимаю, у вас что, работы нет?! Что вы все ко мне привязались?! Просто схватило сердце! Могу ли я себя хоть раз в жизни почувствовать плохо?!

Он схватил портфель и, проскочив мимо хватающей ртом воздух Ольги, выбежал из кабинета.

Еще в коридоре клиники, не отвечая на приветствия сотрудников, он принялся названивать Ларио. Десять гудков. Пятнадцать. Двадцать. Потом телефон самопроизвольно разъединяется…

Он плохо помнил, как, минуя обеденные пробки, добрался до дома. Вошел в прихожую и, не разуваясь, зачем-то прижимая к груди портфель, сел прямо на пол, прислонился спиной к стене.

Через пять минут в дверь позвонили.

«Ларио!» – пронеслось в голове.

Тимур Андреевич прильнул к глазку и закусил губу: возле двери стояли вооруженные автоматами сотрудники вневедомственной охраны.

– Простите, – открыв замок, забормотал он. – Я плохо себя чувствую. Забыл снять квартиру с сигнализации.

– Бывает, – покладисто согласился один из мужчин. – Паспорт ваш предъявите, пожалуйста.

Уладив все формальности, сотрудники вневедомственной охраны удалились, а Тимур Андреевич дотащился до гостиной и упал на диван.

Он любил эту комнату, декорированную в стиле дворцовых покоев XVIII века. И гордился установленными под стеклянными витринами с дополнительной сигнализацией раритетами. Чаша конца XIII – начала XIV века из кованой латуни; чеканка, инкрустированная серебром, золотом и черной пастой. Не важно, во сколько обошелся этот шедевр искусства мамелюков. Он помогал жить, он стал важной частью жизни. Так же, как и фигурка Христа, снятая с распятия, выполненная из дерева, со следами позолоты и полихромии. Отец говорил, что раритет был изготовлен не позднее XII века, и он оказался прав, повторная экспертиза это подтвердила.

Его коллекция. Его любимые экспонаты, которые с радостью выставили бы самые лучшие музеи мира…

Тимур Андреевич не отводил глаз от витрины, но привычной радости и умиротворения созерцание ярко освещенных неоновыми лампами реликвий больше не доставляло. Он так рассчитывал на чудо. Что через пыль веков к нему придет дивный, уникальный крест. Но этого, наверное, не будет. На звонки Ларио не отвечает. Скорее всего, нашел более щедрого покупателя. То есть это Ларио думает, что более щедрого. За такой раритет можно заплатить любые деньги и не торговаться, только радоваться и восхищаться. Но продавец молчит. Что делать – непонятно…

Внезапно Антипов, хлопнув себя по лбу, вскочил с дивана и побежал в кабинет.

Через пятнадцать минут лихорадочного копания в записных книжках он облегченно вздохнул. И, захватив портфель, выскочил из квартиры…

– И как это все называется? Давай объясняй! Славы захотелось? Комментатор, блин, выискался! А что же ты на совещаниях сидишь, как мышь под веником? Сидишь, бляха муха, и молчишь в тряпочку! А с журналистами потрындеть, покрасоваться – это всегда пожалуйста, первый!

«Вот ведь допекло Карпа, – грустно думал Владимир Седов, стараясь слушать вопли начальника с приличествующим ситуации видом: кающимся, но при этом достаточно уверенным. Выдержать баланс было сложно, так как очень хотелось не управлять лицевыми мышцами, а врезать по противной лоснящейся физиономии шефа. – Да уж, как самому рапортовать – так Карп первый так и лезет во все телекамеры. На общих пресс-конференциях прокуроры других округов ведут себя прилично. Нашему больше всех надо, не умолкает, соловьем заливается. Как же его прихватило, родимого…»

– Нет, славы мне не захотелось. Эта публикация появилась с целью активизировать работу по делу об убийстве близнецов, Александра и Никиты Грековых, а также Николая Вадюшина. Не волнуйтесь, ситуация под контролем, – пояснил следователь, с тревогой наблюдая за перемещениями по кабинету зеленой попискивающей кляксы – Амнистии. – Обращаю ваше внимание на то, что конкретной фактуры по находящемуся в производстве делу не обнародовано. Мой комментарий занял ровно две строчки. А журналистка, готовившая публикацию, – человек надежный и проверенный.