– Нет, сейчас не уйду, – оторвалась от созерцания его глаз Яна. – Дело в том, что с мамой Ани, Зинаидой Ивановной, я познакомилась в ювелирной галерее, принадлежащей Гертруде. Именно там ей стало плохо, и я привезла ее в больницу, в смысле, к тебе в морг.

– А что Зинаида Ивановна там делала? И почему ей стало плохо?

– Да я мало что поняла… Она перед Гертрудой унижалась и выглядела просто жалко. То ли она что-то просила, то ли чем-то провинилась… В общем, я толком ничего не знаю, потому и не говорила тебе об этом.

– А у Зинаиды Ивановны ты не могла спросить? – Тут Григорий подал тайный знак Насте.

– Она тогда чуть не погибла под колесами, и я не хотела еще больше усугублять ее состояние, расспрашивая о явно неприятных ей вещах. А затем ее забрали в психушку! Что, я туда поеду ее спрашивать?

– Можно было бы, – не очень уверенно произнес Григорий.

– Ну а зачем? После того что я узнала о ее деяниях, меня проблемы Зинаиды Ивановны уже не слишком интересовали.

– А вообще, Яна, это очень странно – совершенно разные и вроде бы никак не связанные друг с другом люди почему-то собрались в одном месте. Бывший муж Зои, Зинаида Ивановна, ты, Гертруда…

– Ну-ну, копай дальше! – подбодрила его Яна и подозвала официанта: – Двести граммов лучшего коньяку!

– Ты чего? – Гриша поперхнулся кофе.

– А ты как думал! Я ведь сейчас на амбразуру пойду! Я разворошу всю эту гнилую кучу и узнаю, почему все эти люди собрались вместе…

Договорить она не успела – свет над их столиком заслонила высокая и мощная мужская фигура:

– Здравствуйте, Яна. Я – Антон. Помните?..

– Ой, как же я могла забыть?! Красавец-мужчина из галереи… Конечно, я помню, – противным писклявым голосом заговорила Яна.

– Вас нельзя было не заметить – такая эффектная женщина! Извините, я не знаю вашего спутника, но я ему завидую.

– Это Григорий – мой друг.

– Я – Антон. – Мужчины обменялись рукопожатием. – Значит, друг…

– Только друг, – улыбнулась Антону Яна. – Гриша – гей.

После секундного замешательства Антон спросил:

– Мы с моей спутницей Настей можем к вам присоединиться?

– Да, конечно! – Тут Яна убрала туфлю с острым каблуком с черного ботинка Григория, который она вонзила в него на слове «гей».

– Настя – моя падчерица, – сразу же пояснил Антон, и Яна поняла, что ее уловка не прошла даром: «клиент» тоже хотел казаться свободным.

– Очень мило! Посидим все вместе! – захлопала в ладоши Яна.

Официант принес графинчик с двумястами граммами коньяка.

– Это – мое! – сразу же забрал спиртное Гриша. – Мне как раз хватит, чтобы снять шок. – Яна уже приготовила каблук, но он добавил: – Я недавно расстался со своим другом…

– Понимаю, – улыбнулся Антон, похлопывая его по плечу, чего Яна, например, терпеть не могла.

Но Гриша спокойно похлопал его в ответ:

– Ты – такой красавчик!

– Я не по этой части, – сразу же пресек его поползновения Антон. – Я обожаю красивых и ярких женщин! – И он бросил плотоядный взгляд на Яну.

«Чего же ты не добавил, что и богатых тоже?» – подумала Яны и язвительно, по-змеиному улыбнулась.

Альфонс, исходя похотью, совершенно не щадил чувств находящейся рядом падчерицы, недавно похоронившей свою мать. Девушка смотрела на него с такой ненавистью, что Яне реально стало страшно.

«Да, сильные чувства она испытывает к своему “отчиму”. Если девушка будет и действовать в таком же духе, то Гертруду он не убьет, просто не успеет…»

Яна улыбнулась официанту:

– Поскольку мой коньяк забрали для того, чтобы отметить проводы любви, то принесите мне тоже такой же.

– А вы, Яночка, что хотите отметить? – Антон светился счастьем и краем глаза посматривал на ее рубин.

– Может быть, встречу новой любви! – с вызовом в голосе заявила она.

– Я – за! В смысле – присоединяюсь! И мне коньяку! – крикнул он вслед официанту.

«Да мы прямо старые добрые друзья», – хмыкнула Яна.

– Не рано ли думать о новой любви? – вмешалась в их разговор Настя. – Маму-то совсем недавно схоронили.

– Настенька, милая моя, ты же знаешь, как я относился к твоей маме. Я всегда буду ее помнить. Я всегда буду скорбеть о ней, но жизнь продолжается…

– Так у вас тоже горе?! – округлила глаза Яна, переключая внимание на себя, на глупую блондинку.

– И горе, и радость. Всё, как у всех. – Он придвинулся к ней, облизывая толстые губы.

«Только бы меня не стошнило прямо тут. Это не придаст романтизма нашим отношениям». – Яна прикоснулась своими красными ноготками к его дорогим часам:

– Антон, мы в первый раз встретились с вами в ювелирной галерее?

– Да, именно там.

– А что вы там делали? Кто для вас Гертруда? Она так командовала… – обиженно надула губки Яна.

– Она для меня ничего не значит, честное слово! Это моя хозяйка, то есть – мой босс. Я работаю на ее фирму, вот и все! – успокоил ее Антон. – А вы, Яночка? Чем занимаетесь вы? Такая эффектная женщина может быть только центральной жемчужиной в самом дорогом, отборном колье.

– Ой, как приятно! Мне никто никогда такое не говорил! – смутилась Яна. – А вы – проказник, Антон!

– Отчего же? – Масло просто стекало с его лица.

«Неужели женщины действительно клюют на такие дешевые артикуляции? – удивлялась Яна. – Это же до какой степени отчаяния и одиночества надо дойти, чтобы повестись на такого типа?»

– Вы, Антоша, правы в том, что я создана для украшения! Я всю жизнь жила с богатыми мужчинами, с моими тремя мужьями. Конечно, по очереди, – пренеприятнейше захихикала она, так, как ей казалось, должны смеяться глупые и доступные девицы. – Все время находилась у них на содержании.

– Они окучивали такой цветочек! – хохотнул Антон.

– Чего они меня? Сам – дурак! Никто меня не кучил!! – снова сделала недовольную физиономию Яна. – Они меня носили на руках, задаривали украшениями, возили за границу. У меня коттедж, три квартиры и гора украшений – и все от любимых мужчин! – вошла в раж Яна.

Лицо Антона лоснилось все больше.

Яне больно было смотреть на Настю. Та глазами ела Гришу: «Зачем ты привел сюда эту противную белобрысую тетку?! Я пристукну ее прямо сейчас!»

Наконец девочка не выдержала терзавших ее мук:

– Я же совсем забыла! Мне надо бежать в институт, готовиться к перезачету! Я покидаю вас, «папа», но оставляю не одного, а в надежных и цепких руках!

«Папа» от этого известия не очень расстроился – он не отводил алчущего взгляда от Яны и ее золотых украшений, которыми она была обвешана, как новогодняя елка.