– Выходит, Тамерлан ничего тебе не сказал?

– Нет. Да что случилось-то?

– Из-за ушиба произошла небольшая отслойка плаценты. Там говорит, что ничего непоправимого не случилось. Так как сосуды матки вовремя тромбировались, и процесс не распространился дальше, к тому же на этом сроке плацента еще растет и может компенсировать поврежденный участок, но…

– Но? – заиндевел Кравец.

– Что, если этого не случится, Женя? Что, если я потеряю ребенка?

– Мы…

– Что?

– Если мы его потеряем. – Это звучало ужасно, да. Но гораздо лучше, чем в ее варианте.

– Да, конечно. Ты прав. Мы.

– Хочешь знать, что тогда будет?

Вытирая набежавшие на глаза слезы, Мариам кивнула.

– Наверное, поначалу нам придется очень нелегко. Думаю, мы будем сами не свои от боли и прольем много слез. Но мы это переживем. Вместе. Слышишь? Мы со всем справимся. Выстоим. Иначе просто не может быть.

– Почему ты так в этом уверен? – захлебывалась она горем.

– Потому что я слишком люблю тебя, чтобы было как-то иначе. Я безумно, нереально тебя люблю.

Видеть ее удивление было так же невыносимо, как и слезы. Надо же… Она действительно удивилась! После всего, что было между ними за эти дни на расстоянии. После всех сказанных слов, шуток и данных ей обещаний.

– Женя… – выдохнула она с каким-то… мать его, благоговением. Которого определенно он не заслуживал. – Женя…

– Мы со всем справимся, – отчеканил он, вдруг в полной мере ощутив, что значит быть мужем, главой семейства, или той самой пресловутой стеной. – Ты мне веришь?

Короткий взгляд – глаза в глаза. Как он изначально мечтал. А после – робкий, несмелый кивок. Как будто она не до конца доверяла… Нет! Не ему. Себе. Женя дал себе зарок поработать над ее неуверенностью. Поклялся сделать все, чтобы она научилась себя ценить.

– Все? С этим решили?

– Да, – хлюпнула.

– А теперь – вытерла слезы и взяла себя в руки. Нашему ребенку точно не станет лучше, если ты будешь так это все переживать, – напустил намеренно строгости, понимая, что она, в силу характера, непременно послушается. Так и случилось. Прямо у него на глазах ее слезы высохли.

– Ты прав. Я не должна была так расклеиваться. Просто…

– Я все понимаю, малышка, – снова смягчился Женя. – Но теперь я рядом. А значит, что?

– Что? – улыбнулась его жена.

– Что все под контролем. Иди сюда…

– Какой ты весь из себя начальник…

– Еще какой. Надоем тебе как горькая редька.

Он улегся на спину, Мариам легла рядом. Их взгляды снова сплелись.

– Глупый, – прокомментировала она.

Да кто ж спорит? Иначе бы раньше ее разглядел. Но теперь уж ничего не остается. Разве что любить. Изо всех сил, чтобы додать недоданное за пятнадцать лет. И ладно. С этим он определенно справится. К бабке не ходи.

Зима выдалась необычайно снежной. Вот и тридцать первого, накануне Нового года, целый день мело. С самого утра в баре было полно народу. Мариам все же пришлось поступиться собственными правилами и отменить обязательный дресс-код. По крайней мере, в дневное время. Гости ее заведения щеголяли в шерстяных свитерах и штанах от лыжных костюмов. Кто-то мог позволить себе дорогие бренды, кто-то преспокойно носил массмаркет. Среди обеспеченных людей, кстати, таких было довольно много. Муж Мариам тоже никогда не заморачивался насчет одежды, хотя и был миллионером.

Муж…

Она до сих пор иногда просыпалась посреди ночи, поворачивалась на бок и подолгу на него смотрела. Иногда, будто чувствуя ее взгляд, просыпался и Женька.

– Что такое? – бормотал сонно. – Опять в туалет?

– Нет. Просто не спится.

– Ты же не придумываешь какие-нибудь страшилки, правда?

– Какие страшилки? – невинно хлопала глазами Мариам.

– Свои излюбленные. Вроде тех, что я тебя не люблю, уйду, и что там еще ты придумываешь, когда нет другого повода поплакать?

– Вот еще! – возмущалась Мариам. – Ты от меня никуда не денешься.

– Влюбишься и женишься, – зевал сладко.

– Так ведь уже.

– А я о чем? Хватит думку думать, давай спать.

Кравец притягивал ее к себе спиной, потому что живот мешал им лежать лицом к лицу. Терся носом о ее волосы. Целовал. Окутывая нежностью. А иногда (все же мужик, какой с него спрос?) принимался ее откровенно лапать.

– Женька…

– Ну, что? Ты такая… Ух!

– Какая?

– Налившаяся…

– Толстая?! – вскакивала Мариам.

– Нет, ты опять за старое?! Вот скажи, разве я сказал – толстая?

– Нет. Ты сказал – налившаяся.

– Вот именно. Как спелое яблочко. Румяная. Сочная. Молочная… – Кравец терся носом о ее шею, нахально спускался ниже и прихватывал темно-коричневую, просвечивающуюся через тонкий батист сорочки вершинку. – Ты знаешь, что пахнешь молоком? Это самый лучший аромат в мире.

– Маньяк, – счастливо вздыхала Мариам. И все ее страхи, уже больше придуманные, чем настоящие, растворялись в этом вздохе. Никуда он не денется. Ни-ку-да. Потому что, кажется, он вообще без нее разучился. Да-да, они так быстро друг к другу притерлись, так им это нравилось – жить семьей, так это у них хорошо выходило, что непонятно было, как они вообще жили раньше. Друг без друга.

Эх… Скорее бы Женька вернулся!

Он так торопился оставить все незаконченные дела в уходящем году, что работал даже в рождественские каникулы, которые в Америке начинались на целую неделю раньше. А вообще у его спешки были вполне конкретные причины. Мариам поморщилась и растерла живот. Срок ей ставили на Рождество. Но она сомневалась, что до него доходит. Поэтому было очень хорошо, что ее муженек возвращался уже сегодня.

Мариам поправила шикарную рождественскую гирлянду, украшающую перила. Еще раз обвела глазами зал. Улыбнулась – как здесь можно было не улыбаться, когда все такие румяные и веселые, и полные веры в чудо? За исключением разве что о чем-то спорящих в углу Ветки и Когана. И Семена, который сидел над своим чаем и глядел из-под бровей на Дуню, что чинно обедала с Юль Санной в углу. Эх… Все ей планы эта Дуня испортила. Мариам так мечтала, что они помирятся с Красновым! Ей, такой по-настоящему счастливой, ужасно хотелось, чтобы счастливы были все. К тому же, как показала практика, пятнадцать лет, проведенных порознь – не срок. Первая любовь – это вообще не шутки. Коган ведь тоже неспроста вокруг Ветки вился.

Мариам отдала последние распоряжения хостес, вышла из зала, забрала из шкафа в кабинете курточку и решила пройтись к их с Женькой дому. Идти было недалеко. Но она недооценила, как усложнит маршрут выпавший на нечищеную дорожку пухляк.