– Случай такой, что нужно рискнуть.

– Ты пойдешь на этот риск, Джон?

– Пойду. А ты?

– Тоже, – ответила Мерси. – Как ты, так и я.

Счастье приходит в самых неожиданных местах, в самое неожиданное время. Ветер со снегом дул Мерси в лицо; она вся промокла и окоченела, однако радость согревала ее.

Редко она бывала так счастлива в жизни, как идя по снегу с Джоном Клементом, между ними находилась лошадь с больным, ее вел под уздцы мальчик.

* * *

Летом состоялись две свадьбы.

Элизабет с Уильямом Донси и Сесили с Джайлсом Хероном венчались в часовне одного из особняков, принадлежащих семейству Эллингтонов.

Айли, теперь леди Эллингтон, была рада встретиться с семьей по такому случаю.

Жила Айли счастливо. Муж обожал ее, у нее рос ребенок, однако она по-прежнему оставалась очаровательной озорницей.

С большим удовольствием она показала матери кухни. Они были более старыми, чем в Челси, и гораздо более роскошными.

Алиса неодобрительно фыркала на то, на другое, изо всех сил старалась найти какие-то недостатки – и поздравляла себя с тем, что удачнее всех вышла замуж ее дочь.

– Мама, видишь, какие потолки? Джайлс очень ими гордится. Посмотри, как искусно расписаны. В современных домах не найдешь ничего подобного. Взгляни на эти картины. Везде представлены сцены каких-то сражений. Только не спрашивай каких, я не знаю. В большой зале у нас висит фламандский гобелен, ничуть не хуже тех, что у милорда кардинала в Титтенхенгере или Хэмптон-корте.

– Надо же! – сказала Алиса. – Что готовится на кухне, поверь мне, гораздо важней картин и гобеленов. А стряпню еще надо попробовать.

Айли поцеловала мать. Ей нравилось дразнить всех: сводных сестер, отчима, мать, мужа. И очень приятно было видеть их всех снова.

Маргарет заговорила с ней об Уильяме Донси.

– Элизабет любит его, но любит ли он ее? Или думает лишь о том, что может сделать для него наш отец?

– Так вот, – сказала Айли, уверенная в собственной очаровательности, – если он ее не любит, она должна заставить его. А если не полюбит…

Она пожала плечами, но, глянув на Маргарет, решила не заканчивать фразы. И заговорила по-другому:

– Да, они будут вполне счастливы, я не сомневаюсь. Мастер Донси еще молодой человек, он далеко пойдет, и поверь, дорогая Мег, быть супругой восходящей звезды очень приятно.

– Вот как? – сказала Маргарет. – Я знаю, каково быть дочерью восходящей звезды и предпочла бы, чтоб на отца менее любезно смотрели при дворе, тогда семья смогла бы смотреть на него почаще.

– Отец! Так он не обычный человек. Он святой!

Тут Айли оставила сестру; она была хлопотливой хозяйкой, и ей предстояло о многом позаботиться, потому что ее особняк в Уиллесдене заполняли весьма знатные гости.

На глаза ей попался милорд Норфолк, недавно граф Суррей, унаследовавший титул после смерти отца около года назад.

Айли сделала перед ним реверанс и сказала, что весьма польщена видеть его в своем доме. Странный человек! Он почти не замечал ее очарования. Смотрел мрачно, словно никогда не думал ни о чем, кроме государственных дел. Трудно было поверить, что жена устраивает ему скандалы из-за своей прачки, Бесс Холленд, к которой этот мрачный человек испытывал неудержимую страсть.

* * *

Норфолк держался отчужденно, полагая, что оказал Эллингтонам большую честь, посетив их дом, сознавая, что он высокородный аристократ, глава одного из знатнейших семейств в стране, и – хотя не смел никому об этом сказать – что Норфолки имеют не меньше прав на трон, чем Тюдоры. Недавняя смерть тестя, Бэкингема, явилась ему грозным предупреждением, напоминанием, что свои мысли следует держать при себе, но это не мешало ему втайне тешиться ими.

Нет, он не приехал бы сюда, если бы не его дружба с сэром Томасом Мором. В июле произошел инцидент, напугавший всех, кто стоит близко к трону, и заставивший их задуматься.

Король спросил кардинала, когда они находились во дворе экстравагантного, роскошного загородного дома – Хэмптон-корта: «Может ли подданный быть столь богатым, чтобы иметь подобный замок?» И кардинал, этот умнейший, проницательнейший из государственных деятелей, вознесшийся благодаря живому уму из безвестности к месту под солнцем, отказался от богатств Хэмптон-корта ответом: «Подданный может оправдать смысл такого роскошного замка, сир, лишь подарив его королю».

Люди больше не могли распевать «Что не бываешь при дворе?». Хэмптон-корт стал королевским. Между королем и кардиналом произошло нечто, зажегшее воинственный огонек в глазах короля, испуганный – в глазах кардинала.

Норфолк, честолюбивый человек, холодный, жестокий интриган – мягкий только с Бесси Холленд, – решил, что расположение, которым так долго пользовался кардинал, пошло на убыль. И это его очень радовало, потому что он ненавидел Вулси. Эту ненависть привил ему отец; вызвала ее не только зависть к расположению короля, которым Вулси пользовался; не только возмущение аристократа выскочкой из низших слоев общества; ее вызвала главным образом та роль, какую отцу герцога пришлось играть на процессе его друга, Бэкингема. Бэкингем, аристократ и родственник Норфолков, был осужден на смерть, поскольку не высказал достаточно почтения к тому, кого отец Норфолка именовал «мясницкой дворняжкой». А одним из судей Бэкингема был старый герцог Норфолк, он со слезами на глазах приговорил подсудимого к смерти, так как знал, что в противном случае лишится головы сам.

Простить этого нельзя. Сколько ни пришлось бы ждать, Вулси должен поплатиться не только за казнь Бэкингема, но и за то, что вынудил Норфолка вынести смертный приговор своему другу и родственнику.

Однако герцог Норфолк был не только мстителен, но и честолюбив. Он понимал, что когда Вулси лишится королевской милости, лишь один человек окажется достаточно умным, чтобы занять его место. С этим человеком имело смысл жить в дружбе. И кривить душой для этого не требовалось. Если кто, помимо Бесс Холленд, и мог смягчить сердце этого сурового человека, то лишь Томас Мор. «Он мне нравится, – думал Норфолк, удивляясь собственным чувствам. – Он мне поистине нравится сам по себе, а не просто потому, что вполне может стать великим».

Таким образом, Норфолк искренне тянулся к Мору. Это было странное чувство – столь же странное, как любовь этого гордого человека к обыкновенной прачке.

Поэтому герцог присутствовал на двойной свадьбе дочерей простого рыцаря[11]и сыновей двух простых рыцарей.

К нему приближался Томас. Глядя на этого человека, никто не подумал бы, что это блестящий ученый с мировой славой, близкий к тому, чтобы стать одним из значительнейших людей Англии. Одет он был проще всех присутствующих и, судя по всему, придавал одежде мало значения. При ходьбе приподнимал одно плечо выше другого – нелепая привычка, подумал Норфолк, делает его похожим на урода.