В общем, Кис, как всегда, доверился своей интуиции. А она говорила, что Влад Филиппов не валяет дурака.

…Влад рассказал, что попытался скинуть несколько документов на дискету, но был немедленно замечен и остановлен одним из коллег, который вежливо напомнил, что их фирма является секретной и копирование материалов запрещено.

Это была промашка Алексея. Он никак не мог взять в толк, что Влад мог забыть такие простые вещи, как меры предосторожности… Черт, обидно! Только коллег насторожили…

– Кроме того, мне объяснили, что на всех компьютерах возможность копировать на дискеты заблокирована, а в случае нужды эта опция активируется администратором сети. Его сокращенно админ называют, знаешь?

– Знаю. А кто у вас админ? Митя?

– Ну да. Но я их запомнил, – сказал Влад.

– Кого? – не понял Кис.

– Документы. Я могу рассказать, что там написано.

Кис мигом подсунул ему листы бумаги и ручку.

Влад набросал три маленькие таблицы с буквами и цифрами. Алексей изумился: с его памятью?

– Ух, – сказал Влад, отбросив от себя листки. – Я боялся, что не донесу до тебя. Всю дорогу повторял! Ну, теперь можно забыть! У тебя водка есть?

Кис уставился в документы. Ничего особенного. «Программы класса А – столько-то штук – столько-то мегабайт…» Куда более интересно то, что текст Влад воспроизвел на английском! Нехитрый текст, конечно, но все-таки!

– Ужином накормишь? – уже во второй раз переспрашивал его Влад. – Водка у тебя есть?

– Ты по-английски говоришь?

– Ну.

– И не забыл?

– Да нет вроде.

– Скажи чего-нибудь.

Фраза, которую Влад произнес с тяжелым акцентом, звучала в переводе на русский примерно следующим образом: «Будешь ли ты (любимое матерное ругательство американцев) кормить меня этим… (idem[7]) ужином и есть ли у тебя эта (idem) водка!»

– Мда… Ну ты даешь, Влад! – Кис от неожиданности потер подбородок. – Не волнуйся, будет тебе твой… (idem) ужин с твоей… (idem) водкой.

– Да? – обрадовался Влад. – Тогда давай скорее! А то жрать страшно хочется… И сука дома одна, ждет. Надо ее вывести…

Алексей пообещал отвезти Влада домой сразу после ужина и принялся метать снедь, купленную в кулинарии, из холодильника на стол. Влад разворачивал пакеты, резал, раскладывал на тарелки, разогревал, и минут через двадцать они уселись за еду.

– Ты сказал им, что встречался с Люлей?

Влад кивнул, обгрызая ножку копченой курицы.

– И что она тебя приняла за мужа?

Ножка еще в зубах – Влад снова кивнул.

– И насчет имени Владилен? И что ты раньше директором был?

Еще один кивок. Он ел жадно, держа ножку обеими руками за концы, – на аппетит жаловаться ему явно не приходилось.

– Как они отреагировали?

Влад хрустнул косточкой: раскусил головку и теперь шумно перемалывал челюстями хрящик.

– Нормально, – проговорил он с набитым ртом. – Ща, прожую…

Он прожевал и вытер губы салфеткой.

– Сказали, что будут меня звать так, как мне больше нравится. Про директора ответили: «Ну да, конечно, но вы же сами понимаете, что при вашей нынешней памяти вы не можете выполнять директорские функции!» Типа, как только, так сразу… А насчет Люли одобрили: мол, надо встречаться со старыми друзьями. И сказали, что мы с Владькой всегда были похожи. А его вдова на нервной почве приняла меня за него.

– Это их слова – «на нервной почве»? Или твои?

– Их. А что?

– Так, – ответил Кис. – Ничего.

Он не стал вдаваться в стилистические тонкости, хотя фраза резанула его слух своей циничностью.

– А кто именно сказал это? Митя?

– Не помню… Наверное.

Алексей, как обещал, отвез Влада домой, из предосторожности высадив на повороте к его двору. И всю обратную дорогу думал о том, что его затея должна сработать: после сообщения Влада о встрече с Люлей ее должны оставить в покое. Опасную информацию она УЖЕ рассказала. И Влад отреагировал на эту информацию самым невинным и неопасным образом. Он не закричал: я тут директор! А ну подать мне все бумаги! Нет, он спокойно проглотил Митину пилюлю и со всей видимостью нисколько не заинтересовался собственным положением. Так что теперь они должны – просто обязаны! – угомониться в отношении Люли…

Конечно, если думать о суде, то она может представлять угрозу как свидетельница. Но преступники обычно самонадеянны и не верят, что дело дойдет до суда…

* * *

Ночью Артем, сделав обход дома, замер перед ее спальней, прислушиваясь. Тихо. Хорошо уже то, что Люля не плакала во сне.

Люля не плакала во сне, она просто не спала. Она его окликнула:

– Артем? Войди…

Он вошел.

– Все спокойно?

– Да.

Он стоял на пороге.

А ей хотелось, чтобы он снова обнял ее. Ей хорошо в его руках. Ей нужны его руки.

– Ты думаешь, они сегодня не придут?

– Маловероятно. Почему ты не спишь?

– Не спится… Побудь со мной, Артем.

Он послушно подошел, прилег. Как всегда, на край кровати, поверх одеяла. Как всегда, обнял ее. Как всегда, представляя, что у него под рукой котенок, зверек – НЕ БОЛЕЕ!!! – нуждающийся в ласке и успокоении.

Она вскоре задышала ровно и спокойно, как всегда. И, как всегда, обняла его во сне.

Маленькое живое существо, нуждающееся в его защите! – приказал себе Артем. И привычно велел руке не чувствовать, что под ней – женщина. Желанная…

Но Люля вдруг с сонным вздохом разворотила одеяло и прижалась к нему. Теперь их разделяла только тонкая ткань одежд, через которую так отчетливо, так мощно соединилось тепло их тел!

Он с трудом подавил волну возбуждения, стараясь бесшумно перевести дыхание. Ей снится, конечно же, муж… Но при этом ее тело так удивительно ловко вписалось в его, словно кто-то заранее предусмотрел совпадение их конфигурации. Одно только место не вписалось, одно только место мешало и давило – там, в низу его живота… Он отодвинулся немного.

Лезли мысли: если бы это было не во сне… Если бы это объятие было предназначено ему, Артему. А не призраку мужа…

От этих мыслей закипала кровь. Артем приказал себе выбросить их из головы.

Минут через пятнадцать он, успокоенный ее размеренным дыханием, поднялся и пошел делать свой обход.

Люля, едва закрылась за ним дверь, в панике откинулась на подушки. Он ушел! Придет ли он еще к ней?