Как «котенок» или как…

Люля судорожно соображала: что делать дальше? Продолжать? Отступить? Артем лежал как бревно. Только грудь вздымалась мощной, шумной океанской волной.

Протекло несколько мгновений тишины и неподвижности. Ни один из них не шевелился, ни один не мог догадаться о мыслях другого. Два тела застыли в напряжении.

Наконец ладошка обрела жизнь. Она нашарила пуговки его рубашки. Расстегнула. Забралась под них и легла на его грудь, на его горячую кожу.

Артем задохнулся. Не может же быть, что она…

– Люля, ты спишь? – тихо молвил он.

– Нет.

Ладошка поерзала, сначала робко, потом уверенней. Потом погладила его – на этот раз по горячей коже, словно нечаянно тронув сосок.

– Люля… Ты не спишь?!

– Нет.

Если она не спит, значит, все это…

Он медлил. Он переваривал информацию.

Люля решила ему помочь:

– Погладь меня, Артем…

Он не заставил себя просить. Он погладил. Чувствуя через ткань ночной рубашки, как отзывается ее кожа… Неужели?!

Он приподнялся на локте, вглядываясь в ее лицо. Люля смотрела прямо на него. Артем склонился… Ближе, еще ближе… Она, не сводя с него глаз, ждала.

Он дотронулся губами до ее щеки, вопросительно дотронулся, как бы желая подтверждения, что правильно понял.

Она с силой потерлась щекой о его губы. Она подтверждала, что он понял правильно.

Он осторожно, невесомо коснулся ее губ, потом подбородка, потом шеи… Она откинула голову назад, чтобы ему было удобнее ее целовать.

Он все правильно понял!!!

Помедлив, он нашарил пуговки на ночной рубашке. Его рука скользнула под ткань, на ее горячую кожу, коснулась ее груди… И Артем отчетливо ощутил, как она ждала его ласки!

…Давно, когда ему было лет двенадцать, мама легла в больницу. И попросила поливать цветы в ее отсутствие. А он о них забыл. И однажды ужаснулся, увидев опущенные листья и завернувшиеся стебли. В панике Артем отнес все горшки в ванную и буквально утопил их в воде. А потом все смотрел на них: выживут? Ему тогда казалось, что это каким-то образом связано со здоровьем мамы: если ее цветы захиреют, то мама не выздоровеет… Он сидел и неотрывно смотрел на них. И помнил до сих пор, какое он тогда испытал счастье, видя, как поднимаются стебли и распрямляются листья, как наливаются они соком…

И сейчас ему казалось, что Люля одно из тех растений, которое под потоком его ласк наливается соком, распрямляет листья – возвращается к жизни, одним словом.

…Новое, неизведанное, острое чувство ласки. Обычно, раньше, с другими женщинами он, не мудрствуя, торопил момент финальных содроганий. Сейчас же он оттягивал этот момент изо всех сил: сам процесс ласк доставлял ему неимоверное наслаждение. Он исходил потоком, мощным и животворным потоком, вливавшимся в иссушенную почву, которая жадно впитывала его…

И он рухнул в нее, как грозовой ливень: оглушительный, сотрясающий всю землю, смертельный ливень. В нем все внутри вибрировало, он метался по ее телу, желая поцеловать и погладить, и там, и там, и еще там… Люля иногда тихо стонала, ее тело льнуло к нему, к его рукам, к его губам…

…Всего этого было так много и так внезапно, что Артем вдруг усомнился: сможет ли быть на высоте ее ожиданий? Он откинулся на спину. Ему надо чуть угомонить сердцебиение, чуть перевести дух…

Он даже не подозревал, что в нем так много чувств. Он просто не ожидал, что захлебнется в собственном ливне с головой. Он совсем не мог предположить, что его сдержанная, спокойная, бережная к ней любовь способна принять масштабы вселенской катастрофы! Ливень смывал границы его жизни, его представлений, его «я» – все это рушилось и летело в пропасть, в тартарары, чтобы разбиться на тысячу мелких кусочков, а потом заново склеиться, сложиться в другого, нового Артема…

…Если она завтра попросит его надеть дурацкую одежду под названием «фрак», он наденет. Если она попросит слов нежности, он их найдет. Он перечитает за один день все на свете книги, чтобы этим словам научиться! Он, который хотел, чтобы его принимали таким, как он есть, теперь был готов сделаться другим… Таким, как она хочет!

Но она никогда не попросит его надеть фрак. Она никогда не попросит у него слов нежности. Она не любила его, Артем это знал. И это мешало. До сих пор не мешало или просто не имело значения: раз женщина с ним, значит…

Но теперь…

…А Люля просто ждала. Не торопила, не задавала вопросов – ждала. Как будто знала, что ему надо справиться со странными, неиспытанными чувствами.

Но пауза длилась, разъединяя их.

– Артем?

Он наконец повернул к ней голову. Ему было больно от всех этих мыслей.

– Артем… Ты … Я…

Люля запуталась, замолкла. Но тут же снова отважилась. Она протянула к нему руки, обхватила за шею и, приблизив к нему свое лицо, пока лоб не уперся в лоб, прошептала:

– Будь со мной, Артем… Мне нужно. Очень нужно, чтобы ты был со мной эту ночь… Я не хочу ничего объяснять, я не хочу оправдываться перед тобой – я просто хочу, чтобы ты меня любил. Не осуждай меня – или осуждай, если хочешь, но будь со мной, пожалуйста, я без тебя пропаду, Артем…

…И внезапно он понял. Люля, которую столько раз хотели убить, – она искала возможности вернуться к жизни. И он, Артем, служил зыбким мостком для ее возвращения к жизни.

Что ж, пусть так. Он согласен.

– Иди сюда, маленькая, – прошептал он и заключил ее в свои руки.

И Люля в них упала. И Люля в них пропала. И он пропал вместе с ней. Они оба потерялись в лабиринтах бесконечной ласки, в глубинах нежной, чуть горькой страсти, где они бродили, как дети, взявшись за руки, немного пугаясь ее сияющих аттракционов…

…Огни погасли. Луна-парк закрылся. Опустошенный, Артем вытянулся рядом. Вот и все. Он выполнил свое назначение, его роль отыграна. Она не продлится до прав приготовить ей завтрак, поймать ее в коридоре и притянуть к себе, помочь ей застегнуть сапожки или поругать за то, что ходит по холодному полу босиком. Утром они будут снова друг другу чужие. Это не повторится никогда.

Он не должен был себе позволять влюбиться. Это большая ошибка с его стороны, и… Он вспомнил, как пил по-черному, и тошнота подступила к горлу.

– Что с тобой, Артем?

Он не знал, что ответить. Ему хотелось встать и уйти, но не хотелось, чтобы это было обидно. И он лежал рядом, молча, не зная ни что сделать, ни что сказать.

– Хорошо, – заговорила Люля через некоторое время, не дождавшись его ответа. – Ты прав. Это свинство с моей стороны…

Артем молчал. Люля продолжила:

– Сейчас как раз был бы подходящий момент для признаний… Но я не хочу лгать. Я могу сказать одно: ты мне нужен, и мне хорошо с тобой, Артем. – Она помолчала и добавила: – А теперь – как хочешь. Можешь уйти. Я пойму.