Прокурор снова выпил воды и отвернулся от Мурада, удовлетворенно хмыкнув.

– Ответьте, Замятин, кто первым начал ссору? – спросил председательствующий.

– Бармин.

– А драку?

– Оласаев.

– То есть, если бы Оласаев не взялся за нож, драки бы не было?

– Нет.

– У Оласаева было достаточно оснований, чтобы начать драку?

– Я не знаю.

– Объясните более подробно суду, что же произошло.

– Все зависит от характера человека. Я бы не махал кулаками, тем более ножом, а попробовал бы поговорить.

После этой реплики по залу пронесся гул то ли одобрения, то ли возмущения и судья вынужден был призвать всех к порядку.

– Вы утверждаете, что Оласаев первым нанес удар ножом Бармину?

– Да.

– И Бармин после этого все-таки стрелял в воздух?

– Да.

– Подсудимый Оласаев пытался склонить вас к даче ложных показаний?

– Да.

– Угрожал ли он вам физической расправой?

– Да.

Замятин, так и не взглянув ни разу на Мурада, ретировался через боковую дверь. После судебного следствия начались прения сторон. Первым выступил с обвинительной речью прокурор – государственный обвинитель.

– В данном случае мы имеем дело с хладнокровным умышленным убийством. Подсудимый сознательно добил человека, которого называл своим другом, добил предательским ударом в спину. А после, испугавшись, попытался пустить следствие по ложному следу, давая заведомо ложные показания и запугивая свидетелей. Учитывая все вышесказанное, обвинение требует для подсудимого Оласаева Мурада Ильясовича максимального срока, предусмотренного статьей 103 УК РСФСР.

Адвокат говорил долго и неубедительно. Слишком тонко намекал на цепь трагических случайностей в виде оказавшихся на месте преступления ножа и пистолета, пытался убедить судей, что Мурад обладает горячим темпераментом и действовал в состоянии аффекта, то есть убийство не стоит называть умышленным. И под конец совершенно упадническим тоном попросил суд учесть, что подсудимый никогда ранее не привлекался к уголовной ответственности и глубоко раскаивается в содеянном.

– Обвиняемый Оласаев, – скрипучим голосом вопросил судья, – признаете ли вы себя виновным в умышленном убийстве Бармина?

– Да. Признаю.

В последнем слове подсудимый кратко повторил свои прежние показания и просил о снисхождении.

Матери Мурада стало дурно, и ее вывели из зала.

Судьи удалились в совещательную комнату и совещались ровно два часа. Скорее всего, приговор был согласован заранее, и судьи просто соблюли минимум приличий.

Мурад выслушал приговор, так и не подняв головы.

– Именем Российской Советской Федеративной Социалистической Республики Оласаев Мурад Ильясович признается виновным в умышленном убийстве без отягчающих обстоятельств гражданина Бармина Сергея Николаевича по статье 103 УК РСФСР. Суд определил меру наказания подсудимому Оласаеву в виде восьми лет лишения свободы с отбыванием срока наказания в колонии усиленного режима.

В кабинете горел свет, дверь была распахнута настежь, а на пороге валялись смятые бумажки. Ребята в камуфляже поработали, мелькнула у Хмуренко мысль. Нет, чушь собачья, как они могли сюда пробраться? Или это наш «честный следователь»? Неужели ему так легко и быстро дали санкцию на обыск? Или это он в порядке частной инициативы? Хмуренко надоело задавать себе вопросы, и он, сжав кулаки, смело шагнул через порог.

Ни ребят в камуфляже, ни следователя Турецкого в кабинете не было, и вообще, все было цело и невредимо, все находилось на своих обычных местах, за исключением Лады. Лада сидела за столом Миши Лепешкина, навалившись на него грудью, вытянув руки, так что пальцы свисали с противоположного края стола, и один за другим пускала бумажные самолетики. Их у нее был заготовлен целый ворох. Ногой она катала под столом пустую пластиковую двухлитровку боржоми.

– А-а-а, Александр Сергеевич! – пьяно протянула она. – Тяжело без тренировки! Фух! Как эфир?

Хмуренко обалдело на нее уставился. За все годы совместной работы он впервые видел Ладу в таком откровенно свинском состоянии.

– Давай я тебя домой отвезу, – предложил он.

– Нет. Сперва доклад о проделанных успехах.

– На каком поприще?

– Журналис-с-стко-расследовательном. Расследователь-ском. Я сейчас.

Лада, шатаясь, вышла за дверь и через пять минут вернулась, умывшись, в значительно лучшей форме. Увидев, что с ней, возможно, удастся поговорить серьезно, Хмуренко сел в свое кресло и спросил:

– Ты в «Данко» попала на банкет?

– Нет. Я сама устроила эксклюзивный банкет для Таи. Тая – секретарша Глеба Евгеньевича. Для начала я представилась главой благотворительного фонда. Якобы пришла склонять Фурманова к пожертвованиям. Потом слово за слово выяснила, что она его слегка так недолюбливает. Ну и наплела историю, что сама три года проработала секретаршей генерального в солидной фирме, что он был мудак, совсем меня достал, что я ушла, хлопнув дверью, а теперь открыла свое дело – фонд и счастлива до безумия. Потом затащила эту Таю в кабак. Пол-литра бананового ликера пришлось в нее влить! А он, между прочим, сорок градусов! А ростом она на полголовы меньше меня и весит, наверное, килограммов шестьдесят максимум. В итоге рассказала, конечно. Все. Кто на фирме чем занимается, откуда и куда идут деньги и как она потеряла невинность – страшно интересно!

– Давай ее интимную жизнь оставим пока в стороне. – Хмуренко, воспользовавшись паузой, перехватил инициативу. Обрушившийся на него поток сознания слегка утомил, и он засомневался, правильно ли поступил, не отложив разговор с Ладой до завтра.

– Правильно, – согласилась Лада, – Тая, она вообще-то такая дура!

– Что ты выяснила про деньги?

– Она, по сути, ничего не знает. – Лада потрясла головой, подошла к окну, приложила лоб к холодному стеклу, постояла так с минуту и продолжила: – «Данко» занимается торговым посредничеством при экспорте нефтепродуктов. От налогов уклоняются обычным способом: заключают договор с иностранным партнером, прибыль – копеечная. Потом керосин там или мазут по дороге в порт якобы перекупает другая фирма-посредник, прибыль у «Данко» опять копеечная. Эта другая фирма продает мазут тому же самому иностранному партнеру уже по разумной цене, хотя и несколько ниже мировой. На самом деле второй фирмы-посредника в природе не существует, она каждый раз новая. «Данко» с каждого рубля прибыли проводит по документам копейку, исправно платит с этой копейки налоги и неплохо себя чувствует.

– Понятно, понятно, – Хмуренко нетерпеливо заерзал в кресле, – ты же сама сказала: схема обычная. Подавляющее большинство частных фирм в России так работают, почему, спрашивается, никогда не можем налоги собрать. При чем здесь Ильичев?