Вдоль стены рядком сидели изрядно помятые бородачи, которых, кажется, стало больше. Ну как сидели? Кто-то – Леора подозревала, кто именно – усадил их на корточки, заставив сцепить руки под коленями, а уж потом связал кисти. Поза была явно неудобная, да ещё и откровенно унизительная.

– Я всегда говорил, Ора, что тебе нельзя верить, – рыкнул один из северян. Не тот, что ругался, другой. – Имперский пёс шавкой останется, сколько бы не клялся, – чернявый, на плече которого чистил перья скворец, кивнул, не оборачиваясь к мужчине. – Ладно Редиш, он родился ублюдком, им и помрёт, но ты-то? Я с твоим отцом сызмальства спиной к спине… Как ты мог?

Брюнет пожал плечами, видимо, сам не понимал, как это он так смог. А, вообще, сказанное его не слишком интересовало, больше топор занимал, вернее, здоровенная зарубка на нём, которую чёрный пальцем трогал, сокрушённое качая головой.

– Заканчивай сотрясать воздух, Наер, – посоветовал маркграф. – Общую мысль мы поняли. Все вокруг предатели, одни вы в белых рясах. Вот интересный казус, когда вы пропихивали Ора в имперскую армию, чтобы он для вас шпионил, это предательством не считалось. А следование данной им присяге и шпионинье… шпионство… эм!.. Сбор информации во вражеском стане для блага короны – предательство. Где логика?

– Он рождён одним из нас и должен!..

– Да я просто так спросил, – отмахнулся от бородоча Редиш. – Тянет, понимаешь, после хорошей драчки пофилософствовать. Да принесёт мне кто-нибудь стул, наконец?

Леора обернулась, не поняв, к кому это обращается маркграф, и не без удивления увидела, что вообще-то людей в кабаке много, целая толпа. Просто кирасиры из личной охраны генерала, все, как один, переодетые крестьянами, сгрудились у противоположной стены.

Интересно, в этом городе сегодня был хоть один настоящий пейзанин или на праздник явились исключительно ряженые?

– Безмерно благодарен, – кивнул маркграф, осёдлывая стул и, опершись о спинку локтями, скрещивая руки. – Кадет, вам удобно? – спросил, к Недил не оборачиваясь. – Советую отдохнуть, силы вам ещё понадобятся. Нам обещали подать вина и чего-нибудь закусить. К сожалению, кабатчик пал смертью храбрых, но сын его жив и готов продолжать родительское дело. По крайней мере, был пять минут назад. Правда, если он не поторопится, за его дальнейшую безопасность я не ручаюсь.

– Спасибо, я не голодна, – пробормотала Леора.

– Голодны, – отрезал Редиш, – я не в первый раз с магами работаю. – Дальше Недил спорить не стала, есть на самом деле хотелось и даже очень. – Так, ладно. Давайте покончим, наконец, с формальностями. Рад вас видеть, ваше высочество.

– Взаимно, генерал, – неожиданно ответил очередной связанный бородач, на принца походивший примерно так же, как Недил на придворную красавицу.

– У вас борода отваливается, – любезно заметил маркграф.

– Буду крайне обязан, если вы снимите её вообще. Очень уж под ней чешется, да и душно.

– Не стоило брать шкуру блохастого козла.

– А что оставалось делать? К сожалению, здесь, на севере, никого, кроме блохастых козлов не водится, – вежливо ответил мужчина, не обращая внимания на недовольно-возмущённое ворчание остальных пленников.

– Тонко подмечено, – согласился Редиш.

Маркграф потянулся, перегнувшись через спинку стула, ухватив кудлатую бороду, дёрнул. И оказалось, что северянин никакой не северянин. Недил бы сказала, что родился он в Золотых пределах: бледноватая кожа, светлые глаза, породистый хрящеватый нос с чуть загнутым к верхней губе кончиком. Вот только ресницы слишком чёрные, отчего веки казались подведёнными, как у кокетки.

– Спасибо, генерал, так гораздо легче, – вежливо поблагодарил бледный.

– К услугам его высочества, – не вставая, поклонился маркграф. – Вероятно, у вас есть вопросы? Готов ответить, пока нам обед не подали.

– Да какие тут могут быть вопросы? – улыбнулся тот, которого Редиш упорно именовал принцем. – Попался, как последний лопух.

– Ну зачем так самокритично? – укорил его маркграф. – Любой бы не устоял перед возможностью меня сцапать.

– Но не любой бы поверил, будто вы на самом деле купитесь на предложение лендлордов и вот просто так явитесь сюда.

– Но ведь я же явился. Правда, не просто так.

– Устроить засаду на засаду – это гениально. Но, должен заметить, граничит с безумием.

– Меня не раз уверяли, что я ненормальный.

– Не могу спорить с уважаемыми людьми. Единственное, что я не понял, это как вы нас опередили. Ваши солдаты не могли тут спрятаться заранее, мои люди всё проверили.

– Они и не прятались, а подошли буквально за пару минут до вас, – заверил Редиш.

– И как же вам удалось так подгадать?

– У меня есть свои маленькие секреты.

– И один из них в данный момент сидит на столе и очаровательно зевает?

Все, кто был в комнате – и северяне, и кирасиры, и генерал с непонятным принцем, даже скворец Ора – уставились на Недил. А Леора почувствовала себя… Какие эмоции может испытывать человек, застигнутый толпой народа посередь зевка?

– Кадет, – тоном, спорящим температурой со льдом, приказал маркграф. – Узнайте, когда, наконец, подадут обед. И поинтересуйтесь погодами, не начался ли дождь? Кажется, собирался. Заодно можете изучить окрестности. Не заблудитесь только. Я намериваюсь кое-что разузнать у этих господ. А этот процесс не всегда… лицеприятен. Вам всё ясно?

Недил кивнула, неловко сползая со стола. Юбки мешались ужасно, да ещё норовили задраться. Леора только сейчас осознала, что вокруг одни мужчины и все таращатся на неё. Стало неуютно.

Запутавшись в собственном смущение не хуже, чем в подолах, кадет едва на пол не полетела. Хорошо, хоть чернявый Ора догадался ей руку подать, поддержал.

– Спасибо, – промямлила Леора.

Скворец в ответ снисходительно свистнул, а вот его хозяин ничего не ответил.

***

Недил прошла через кухню, но парню, суетящемуся у печи, говорить ничего не стала. А зачем? Видно же, что человек делом занят, когда закончит, тогда и еда будет, а раньше она всё равно не приготовится. Леора кивнула генеральскому кирасиру, охраняющему вход, выбралась во внутренний двор.

Здесь оказалось гораздо шумнее – звуки праздника, доносящегося из-за высокого бревенчатого забора, будто подчёркивало довольное хрюканье невероятно жирной свиньи, валяющейся в подозрительной луже, и лениво подёргивающей коротенькими ножками. Недил по широкой дуге обошла и лужу и свинью, показавшуюся кадету если не опасной, то определённо подозрительной. Свернула за сарайчик, судя по кудахтанью и вони, курятник. Постояла, разглядывая три чахлые яблони, и всё-таки решила присесть – слабость ещё накатывала волнами дурноты.

Впрочем, может, это была вовсе и не слабость, а неясное, Левый только знает откуда взявшееся, непонимание: что она тут делает? Никогда ничего подобного с ней раньше не случалось, не донимала растерянность. Имелись задачи, было и понимание, как и что надо делать, чтобы добиться желаемого. Цели и сейчас никуда не делись, вот только она оказалась от них так далеко, что… Не от достижения далека, а именно от целей. Сестёр спасать надо, карьеру строить, а она сидит под какими-то яблонями какого-то Отцом забытого трактира, практически не понимая, что вокруг твориться. Или не под яблонями, а в рыбацкой лачуге. Или в приёмной маркграфа. Или в его особняке. Суть одна: сидит. И от неё ничего не зависит, как скажут, так и будет. Вернее, даже и не скажут, просто будет.