– Добрый вечер, месье Андреас, – приветствовал Франсуа Жан-Марка и нетерпеливо продолжал:

– В этой пародии на светский ужин нет никакой необходимости. Давайте займемся делом. Зачем вы за мной посылали?

– Я не посылал за вами.

– Тогда почему я здесь?

– Понятия не имею. – Жан-Марк обернулся к Жюльетте. – А что, если мы спросим мадемуазель де Клеман?

– Потом, – сказала Жюльетта, не сводя глаз с Франсуа. – Поговорите пока. Я еще поразмышляю об этом.

– Как прикажете. Мы не осмеливаемся нарушать ваши глубокомысленные думы. – Жан-Марк стал разливать вино из серебряного кувшина в бокалы, поставленные Мари на стол из розового дерева. – Дюпре еще в Париже, Эчеле?

– Наверное, теперь уже ненадолго. Жорж-Жак вскоре может отправиться на фронт. Он попросит Марата приказать Дюпре сопровождать его.

– Наверное? – Жан-Марку стало не по себе. – Я не привык зависеть от неопределенности. Не можем ли мы чуть-чуть ускорить это дело? Сколько понадобится, чтобы стражи на посту смотрели в сторону?

– Этого сделать нельзя.

– Я мог бы как следует расщедриться.

– Невозможно.

– Неподкупных людей не бывает.

Франсуа наклонил голову.

– И никто не знает этого лучше вас, не так ли? Вы посещаете Национальный конвент чаще самих депутатов.

– Вы против, что я увеличиваю состояние ваших товарищей-революционеров? – негромко спросил он.

– Жорж-Жак говорит, и я с ним согласен, что революция – это воплощение сияющей добродетели. Такой она должна быть. – Франсуа покачал головой. – Но он ошибается. Я знаю, какими продажными могут быть некоторые люди в Конвенте.

– И вы против этого не возражаете?

– Я признаю это. – Франсуа помедлил. – Пока это не бьет в сердце революции. Подкупайте кого хотите, чтобы обойти таможенные сборы и торговые эмбарго. Мне все равно. Только держитесь подальше от прав человека и конституции.

Жан-Марк, сощурившись, с вызовом спросил:

– А что бы вы стали делать, если бы я попытался внести парочку поправок в эти августейшие документы?

Франсуа приветливо улыбнулся.

– Вырезал бы у вас сердце.

Жан-Марк медленно, как бы нехотя, улыбнулся.

– Не думаю, что мне понадобится трогать ваши права человека. Большей частью я их одобряю.

– Какое счастье для нас обоих!

Жюльетта следила за разговором с живейшим интересом. Эти двое мужчин были совершенно разными, однако они улыбались друг другу с полным пониманием. Ей следовало остановить этот словесный менуэт.

– Почему невозможно подкупить солдат на постах?

Франсуа обернулся к ней.

– Потому что их страх перед Дюпре сильнее жадности до франков, мадемуазель. Жадность – всеобщее явление, но у нее есть определенные пределы.

– Вполне растяжимые. – Жан-Марк протянул один из серебряных бокалов с вином Жюльетте. – Может быть, вам удастся уговорить их… Что не так?

– Ничего. – Жюльетта не могла отвести глаз от темно-красного вина в бокале. Приступ тошноты болезненно сжал желудок. Ее не должно стошнить.

– Вам дурно? – Взгляд Жан-Марка был прикован к ее лицу. – Вы побелели. Глотните вина.

– Нет! – Жюльетта оттолкнула от себя бокал. – Мне не станет дурно.

– Прекрасно. Только не надо так яриться. Я просто подумал, что глоток вина приведет вас в чувство.

– Жюльетта не любит вина, – сказал Филипп. – Я часто дразню ее этим. Во время еды она пьет только воду.

– Как странно! – Жан-Марк внимательно вглядывался в Жюльетту. – И нездорово. Вода в аббатстве, должно быть, гораздо чище, чем в Париже.

Жюльетта отвела глаза от бокала.

– Не знаю, так это или нет.

– Я припоминаю, Катрин рассказывала, что вино в аббатстве было превосходным. Что монахини сами выращивали виноград и…

– Я возьму его. – Франсуа взял бокал из рук Жан-Марка. – Нам, бедным республиканцам, не часто выпадает возможность дегустировать вина из погребов королей торговли. – Он поднес бокал к губам и сделал глоток. – Превосходное.

К облегчению Жюльетты, внимание Жан-Марка тут же переключилось на Франсуа.

– Я в восторге, что республиканцы умеют ценить еще кое-что, помимо прав человека.

Франсуа улыбнулся:

– Я баск. А никто не умеет ценить радости жизни больше, чем баски.

Франсуа намеренно отвлек внимание Жан-Марка, когда понял, что Жюльетте не по себе, – поступок, казалось, совершенно не в его характере. Но так ли это? Жюльетта задумчиво посмотрела на молодого человека.

– Пора ужинать, – коротко объявила она. – Мари прекрасная кухарка, Франсуа. Лучшая из всех, кого вы можете найти на кухне любого заведения в Париже.

Мари уже подала четвертую перемену блюд, когда Жюльетта неожиданно нарушила молчание:

– Франсуа!

Эчеле посмотрел на нее через стол.

– Да?

Жюльетта повернулась к Жан-Марку, сидевшему во главе стола.

– Я решила, что мы воспользуемся Франсуа.

– Мне не нравится это слово, – заявил Франсуа. – Я согласился оказать вам помощь, но тем способом, каким сам сочту нужным. Я не из тех, кем можно «воспользоваться».

– Ох, уймитесь, я не хотела вас обидеть! Я не всегда говорю так гладко, как следовало бы.

– Не всегда? – пробормотал Жан-Марк. – Редко.

– Это сейчас не имеет значения. – Жюльетта наклонилась к Эчеле и заинтересованно спросила:

– Вы женаты, Франсуа?

Эчеле насторожился.

– Нет.

– Хорошо, а то это могло бы все испортить. Сделайте ему предложение, Жан-Марк.

Жан-Марк откинулся в кресле и стал внимательно изучать Франсуа.

– Жениться? По-моему, не стоит. Он мне не подходит.

Франсуа усмехнулся:

– И слава богу! А то я уж подумал, что вы собираетесь вносить поправки в мою жизнь так же, как в права человека.

– Сейчас не время для шуток. – Жюльетта нетерпеливо смотрела на Жан-Марка. – Катрин.

Веки Жан-Марка прикрыли глаза.

– Интересный выбор.

– Нет! – Филипп бросил на стол салфетку. – Это безумие, Жюльетта! Он ей чужой. Он чужой всем нам.

– Я могу убедить ее согласиться на него, – сказала Жюльетта.

– За меня же она не хочет, – возразил Филипп.