А ведь я не собиралась прыгать к нему в объятия. Он всё ещё Монгол, а я всё ещё его жертва. И нет, Император не купил меня с потрохами. Я не продалась за колечко с брюликами и обещанные полцарства. Но как же надоело быть жертвой! Почему я должна прогибаться, бояться, прятаться? Почему не начать бороться за себя и своё будущее? Я заслужила! Слышите?! Я заслужила, блядь, нормальную жизнь! И пусть никогда не познаю, каково это, когда тебе дарят цветочки и поют под окном серенады, но у меня будет власть. И больше никто никогда не посмеет меня обидеть. Ну, кроме самого Монгола… От него мне не избавиться.

— По-твоему, меня можно прогнуть обещаниями? Ты и так моя! — рявкнул, стряхнул со своей руки, как надоедливую собачонку, и грубо схватил за подбородок. — Шантаж не прокатит, Алина!

— Не твоя, и ты это знаешь. Но ты можешь дать себе шанс. Нам…

Он стиснул зубы, оскалился и издал страшный звук, очень напоминающий рычание любимых «пёсиков», едой которых я однажды чуть не стала.

Зверюга… Сумасшедший. Больной.

— Как это романтично, я сейчас заплачу, — снова подал голос ублюдок, что всё это время с интересом наблюдал за нами.

Мне же казалось, что он специально подливает масла в огонь, чтобы Монгол его пристрелил. Впрочем, я бы тоже на его месте не захотела на зону. Да ещё за изнасилование. Но это уже не моя проблема. Не я буду виной тому, что с ним там произойдёт.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Монгол его не услышал или не обратил внимания. Тщательно изучал меня взглядом, сверлил, пробирался под кожу. А я понимала, что за свои слова придётся отвечать. Если, конечно, они, хоть что-нибудь значили для него. В этом я не была уверена, скорее даже, наоборот.

Не знаю, сколько прошло времени. Минута, две, час или вечность. Но он вдруг шумно выдохнул и щёлкнул стволом, вытаскивая обойму. Разрядив оружие, сунул мне его в руки по запчастям.

— Твоя взяла.

— Что? Ты чё, Монгол? Совсем под бабу лёг? А ты, случаем, не сидя ссышь? Бляяя… Вот это позорище! — всё ещё гримасничал Шатун, по всей видимости, понимая, что наступает его пиздец. Конечно, сдохнуть было бы проще, да только никто не доставит ему этого удовольствия.

Архан повернулся к нему, губы исказила кривая злая ухмылка.

— Собирай приданое, красотка. Замуж тебя выдаю.

* * *

— Он послушался меня. Я видела, как ему хотелось убить этого мудака. Но он сдержался, Фатима. Даже не так. Он на глотку себе наступил…

Я всё ещё находилась в глубочайшем шоке. Нет, не так. Я просто охренела от своей власти над Монголом.

И дело не в том, что он вдруг послушался меня, а в том, что задавил в себе желание отомстить. Это непросто, кем бы ты ни был. Для такого как он — невозможно. Казалось, я даже слышала, как затрещал его позвоночник. Да, Архан, конечно же, знает лучше меня, что будет с Шатуном в тюряге. Но будь его воля, сотворил бы что-то ещё страшнее.

Я видела ту тьму в его глазах. Я её прочувствовала, как разъедающую кожу кислоту. Он рвал бы ублюдка на куски, на ремни резал бы. Он бы его драл голыми руками…

Но поборол своих демонов. Запер их внутри. Не факт, конечно, что они никогда больше не вырвутся, но, по крайней мере, я увидела, что с ними можно совладать. Я могу совладать.

— Вот как? — женщина приподняла бровь, налила густой кофе и поставила передо мной чашку. — Пей.

— Ой, адреналина мне и так сегодня хватает. Да и не люблю я кофе. Можно чаю?

— Нет, пей кофе. Потом перевернёшь чашку на блюдце. Давай, пей, он с сахаром.

Пожав плечами, взяла кофе, пригубила и поморщилась. Не люблю кофе. Другое дело сладкие газировки, ароматный чай, коньячок, на худой конец… Вот последний как раз был бы кстати. Меня до сих пор колотило и, что называется, «колбасило». То в пот бросало, то кожа покрывалась мурашками.

Но это уже отходняк. Страха не было. И тварь, в судьбе которой я сегодня активно поучаствовала, больше не придёт в мои кошмары. Глядя на Шатуна, избитого, изломанного, такого, какой была я, когда безвольно лежала под ним, я не ощутила удовлетворения или радости. Никакого злорадства. Лишь одно желание — упечь эту тварь подальше, поглубже, чтобы больше никому не смог сломать жизнь.

По сути, во всём был виновен Монгол. Именно из-за него я пострадала. Но и к нему ненависти больше не было.

Мне стало легче. Отпустило. Будто камень, что всё это время лежал на груди и давил, проламывая кости, добираясь до сердца, исчез. В один миг я осознала, что месть не излечит, не исправит, не даст обрести свободу.

Что я — это Я. Не убийца, не гадкая сволочь, играющая жизнями других людей. И нет, я не слабая. Моя сила в добре. Меня не смогли сломать или пропитать ядом мести. Мне удалось подавить в себе тьму, загнать её в самые дальние уголки души.

— Ну что там? — нетерпеливо дёргала Фатиму, пока та с задумчивым видом исследовала содержимое чашки.

Женщина загадочно улыбнулась, подмигнула мне.

— В доме радость будет. Позже.

— И что это значит? — спросила уже тише, на самом деле не владея уверенностью, что хочу знать, чего она там увидела. — Ты же не о «залёте»… То есть, не о ребёнке? Я что, беременна?

Вот тут я, конечно, обомлела.

— А я здесь причём? — буркнула Фатима и, отставив мою чашку в сторону, пригубила из своей. — Ты сама должна знать.

— Я… Не знаю, — и нахмурилась. — Слушай… А ведь у меня месячных давно не было… Задержка.

Фатима покачала головой, заметив мой испуг.

— Не бойся. Когда Архан тебя привёз тогда, доктор принял все необходимые меры. От того подонка не понесёшь. А с Арханом ты была? — спросила с плохо скрываемой улыбкой.

Ага, а то она не знает. Весь дом слышал, как Монгол, пардон, Архан, таскал меня по кухне.

— Была, но рано же ещё… — промямлила, отчего-то чувствуя себя до ужаса неловко.

— Ну, тогда и опасаться нечего, — наигранно равнодушно пожала плечами, а я от досады поджала губы.

Конечно, нечего. Кому нечего, а кому очень даже есть чего. Одно дело — просто пытаться наладить контакт с Монголом… Да чтоб тебя! С Арханом. И совсем другое — рожать ему.