Попутно с решением проблем по работе, внезапно пришлось решать еще одну, откуда и не ждал.

В отпуске встречался, как всегда с другом детства — Вовкой Проходько. Нас трое друзей закадычных было: Вовка, Петька и я. После окончания школы я из Макеевки в Ленинград к тётке уехал, в университет поступать, Петька, вскоре женившись, в Белоруссию к жене переехал, а Вовка остался на шахте работать.

С Петькой за все эти годы редко виделись, а вот с Вовкой — каждый год, когда я в отпуск к родным приезжал. Так вот, в последний раз он буквально «с ножом к горлу» пристал, пристрой да пристрой куда-нибудь на работу в Питере. Здесь, мол, у нас ни работы, ни денег — совсем плохо жить стало. А в Россию многие на заработки подались, и ничего, довольны. Вот и он хотел бы съездить, денег заработать.

Подвыпив, я ему несколько раз объяснял, что у нас Питере не всё так просто и сладко, как ему кажется: нужно будет оформлять разрешение на работу — это раз; нужна регистрация, а, иначе, ты — нелегал — это два; нужно снимать жилье, а это совсем недёшево — это три; продукты у нас несколько дороже, чем в Макеевке — это четыре; заработки высокие в Москве, а не у нас — это пять… И все эти причины должны заставить десять раз подумать, прежде чем ехать на заработки. У нас в городе точно уж мёдом не намазано.

Тогда, за столом, мне показалось, что удалось, таки, переубедить Вовку. Но, в сентябре месяце раздался звонок от него и радостным голосом он сообщил:

— Привет, а я уже в Питере. Приехал с несколькими знакомыми на стройку по приглашению. Если хочешь увидеться, подъезжай. Мы тут толпой в двухкомнатной квартире обитаем, на Лужской улице.

— Да, скоро подъеду, — я, как стоял у телефона, так и сел. Вот тебе и переубедил друга, вот и отговорил. Как был тот наивным пацаном, так им до седых волос и остался. Наверняка каким-то жуликам на удочку попался. Если еще и паспорт отобрали — точно.

Собрался, поехал. На месте был через двадцать минут. Лужская улица, недалеко от нас — это в Калининском районе, где их ГАИ находится. Место мне знакомое и по работе, и так, знакомым приходилось помогать.

Подъехал к нужному дому, посигналил у парадной. Выходит, Вовка, почему-то оглядываясь. Спрашиваю: «А чего случилось, боишься кого?»

Оказывается, те, кто пригласили их на работу, всех прибывших, а это четырнадцать человек, в двухкомнатную квартирку поселили. Пятеро теснились в маленькой комнате, а девять человек — в большой. Готовили немудрёную еду для себя на кухне по очереди, в туалет ходили по очереди, мылись по очереди. Выходить на улицу им было запрещено. Пояснили, что, если соседи увидят такую толпу — обязательно вызовут милицию. А это сразу — депортация и никаких заработков.

А ещё Володя рассказал, что паспорта у них действительно отобрали, якобы для оформления трудоустройства. И вот он уже четвёртый день здесь сидит, а работы не видать. Пару раз забирали на работу по три-четыре человека, что-то где-то разгружать за копейки и всё. Но его и на эту работу не брали. А деньги заканчиваются. Скоро и на еду уже не будет. Пожаловался, что какой-то знакомый занял у него сто долларов и пропал. А это были чуть ли не последние деньги.

Приплыли… Ругать бесполезно, Вовка уже здесь и проблема — вот она. Что теперь делать? Надо думать, как его из этого дерьма вытаскивать. Так, навскидку, в голову ничего не приходило.

Договорились, что он со своих нанимателей, при встрече, обязательно потребует паспорт, для начала. А в идеале, договорится, чтобы я с кем-либо из них переговорил. Тогда бы и паспорт забрал, если не отдадут Вовке, и самого его потом смог увезти.

Сам лихорадочно думаю, а что с ним дальше делать. Оставлять в этом «гадюшнике» нельзя — друг детства, почти родственник. А куда пристроить? Договорились созвониться на следующий день, сейчас вечером всё равно ничего не решить. И к себе не забрать, и так жил-то в Гулиной квартире, самим не развернуться, двушка малогабаритная.

Одним словом, приехал домой, рассказываю жене ситуацию, а самому — хоть плачь. А Гулёнка, моя, молодец, услышав, в каких условиях Вовка живёт, ещё и меня отругала: «Почему не забрал человека, не чужой, ведь, ничего, потеснились бы. А потом бы что-нибудь и с работой придумали».

Вот и пойми этих женщин — то квартира — не развернуться, то моего друга приютить место находится. Еле успокоил, объяснил, что паспорт всё равно забрать только завтра можно будет, и то, под вопросом.

А утром жена и выдала: «А давай поговорим с Ленкой Калистовой. Она кладовщика себе искала. Может Вовку и возьмёт к себе в филиал?»

Лена у нас в фирме работала директором сразу двух филиалов — в Колпино и Пушкине. Так начальство решило. Посчитали, что справится. Девчонка действительно, была энергичная, шустрая, настроенная деньги зарабатывать.

Сама-то не местная, и квартира нужна, и жизнь устраивать надо… Вот и крутилась, как могла — работала на два фронта. Ничего, справлялась. Я ездил несколько раз к ней на склады, объяснял требования техукреплённости и оборудования объектов. Всё сделала как надо, без вопросов.

Как она с моей подружилась, уж и не вспомню. Но я уже говорил, что у Гули удивительная особенность есть — мгновенно находит общий язык с нормальными людьми и тут же завязывается дружба. Так и с Калистовой — только познакомились на каком-то совещании и уже — подружки. И созваниваются часто, и советуются по всяким вопросам. Причём, как по рабочим, и каким-то своим, женским.

Но утром проблема разрешилась сама собой. Так я подумал тогда. В семь часов — звонок от Вовки. Радостный такой: «А меня в Пушкин увозят, гостиницу строить. Так что, видишь, не жулики нас наняли, а нормальные ребята. Сказали, что работать штукатурами будем, там научат. И заработки нормальные пообещали. Я оттуда позвоню».

У меня просто камень с души свалился — одной проблемой меньше. Может и правда всё нормально будет.

Чтобы окончательно успокоиться, в очередной приезд в наш филиал в Пушкине, решил без предупреждения заехать посмотреть, как там Вовка поживает да работает. Благо, адрес он мне по телефону до этого сказал.

Нашёл эту строящуюся гостиницу. Нашёл и своего друга. Тот обрадовался, повёл показать, где и как они живут. Да уж, живут тут же, в строящейся гостинице, в одной из комнат. Спят на бетонном полу, матрасы, скрученные лежат горкой у одной из стен, все цвета бетонной пыли, потому что всё в этой самой пыли насквозь. Она повсюду: на убогой посуде, в которой работяги макароны варят, пластмассовых тарелках, ложках, вилках. Посреди комнаты электроплитка стоит с торчащими оголёнными проводами.

Увидев всё это мне аж поплохело, говорю:

— Вов, вы что, здесь и спите, и едите и готовите? Здесь же дышать невозможно из-за цементной пыли.

— А ничего другого для нас не нашлось, начальство приказало жить здесь, мы и живём. Ничего, нам, шахтёрам, пылью дышать — не привыкать.

Вижу, пытается пошутить, а не получается. Вовка ещё со школы всегда шутил по поводу и без, всегда был в хорошем настроении, всех веселил и никогда не унывал. А тут, смотрю, не до веселья ему, глаза какие-то, как у затравленного зверька. Я таким его сроду не видел. Даже, когда его в детстве отец-алкоголик лупил, таких глаз не видел.