Марина Смурова, она же в недавнем прошлом — Сальникова, а до того — Кошелева, оказалась натурой яркой, решительной и рисковой. Она встретила Яковлева почти, можно сказать, радушно. Скорее всего, как он понял потом, потому что на предъявленном им удостоверении были золотые буквы МВД, а сам он был сфотографирован в офицерском кителе. Но это он действительно узнал позже.

Многокомнатная, как успел заметить Володя, квартира Смуровых в бывшем «партийном» доме на Большой Филевской была оформлена богато, но без особого вкуса.

На Марине был надет тяжелый и длинный, до пят, домашний бархатный халат малинового цвета, туго перетянутый по весьма соблазнительной талии золоченым поясом с кистями, которыми хозяйка небрежно поигрывала, раскачивая в руке, и домашние туфли на высоком каблуке, делавшие ее невысокую фигуру с крупными бедрами и впечатляющим бюстом несколько выше и стройнее. Она была тщательно причесана, на лице — необходимый макияж, и, главное, сама поза ее как бы являла собой вызов. Дамочка явно собиралась произвести впечатление и, чувствовал Володя, кажется, уже добилась своего. Во всяком случае, — мелькнула у него шаловливая мыслишка, но он тут же отогнал ее — можно было бы вполне попробовать… Ну, при определенных условиях, в соответствующей ситуации… Небось, старшие товарищи — это он вспомнил Грязнова с Турецким — ни за что не упустили бы шанс. Но, как сказано, он почти с негодованием прогнал соблазн прочь. Дело, прежде всего дело…

А что касается ее «альковной» внешности, то, может быть, она считала, что именно в таком виде и пристало жене министра либо, на худой конец, первого его зама принимать у себя на дому посетителей, явившихся по делу. Она ж, кажется, провинциалка, откуда-то из Ярославля, что ли. Так говорили в министерстве. Однако с министром, как известно, у нее ничего не вышло, а первый зам — он хоть и первый, но… видать, не тот коленкор для «ярославских». Не тот престиж!

Со слов тех же Алиных сослуживиц, даже в чисто внешнем сравнении «Сальников — Смуров» последний явно выигрывал. Смуров, говорят, просто красавец с рекламы парикмахерского искусства, чего никто не мог сказать о покойном министре — мужчина, конечно, по-своему интересный, но… как сотни других. Другими словами, никакой. Наверное, поэтому и бросила его Марина, но как раз за это и полюбила Ангелина. Женская логика — штука не только серьезная, но иногда и очень опасная.

Узнав более подробно, по какой причине ее навестил такой молодой и симпатичный сотрудник МВД, представившийся полковником, Марина выразила немедленную готовность сообщить следствию буквально все, что ей известно о частной жизни Сальникова. Уж кому, как не ей, и знать-то об этом! Не той же дрянной выскочке, у которой ни стыда, ни совести отродясь не было! Всем же известны ее многочисленные романы с сослуживцами!

— В самом деле?! — У Володи расширились глаза от такой «поразительной новости», и Марина отчетливо увидела, что попала в цель.

— Вы к ней еще не ходили? — насмешливо бросила она.

Яковлев изобразил мучительное раздумье.

— Понимаете ли, Марина Евгеньевна?..

— Просто — Марина, — призывно улыбнулась она, жестом приглашая его пройти в гостиную и поворачиваясь на каблуках, отчего тяжелая пола распахнулась и конечно же продемонстрировала взгляду гостя очаровательную полную ногу гораздо выше середины бедра. Впрочем, хозяйка, изобразив секундное смущение, придержала полу небрежным движением руки и заметила: — С этими модными одеяниями никогда не можешь быть полностью уверена в том, что они тебя не подведут, вы так не считаете? — И она очаровательно захихикала, сверкая глазами.

— Да-да, это очень модно, — с важным видом соврал Володя, даже и не предполагавший, что бархат, после долгого забвения, снова входит в высокую моду. — И вам чрезвычайно идет, — добавил он сделав изысканный жест руками. — А потом, издревле известно, что никакая одежда подлинной красоты оскорбить не может. Так, кажется, говаривал старина Сократ?

Тут промах ему не грозил: она могла знать разве что одноименный салон красоты, расположенный неподалеку от ее дома, в районе Старого Арбата. И это было тем более пикантно, что Сократ, как известно, красотой никогда не отличался.

— Ну конечно, — с готовностью закивала она, облизывая ярко-красные пухлые губы, а глаза ее при этом шало сверкнули. — Я тоже слышала об этом!

— А вы еще и умница! — с энтузиазмом воскликнул Яковлев. — Как редко, увы, можно встретить тонкий ум в сочетании с природной красотой, да-а… Это я о женщинах вообще…

— Благодарю вас, мне очень приятно, вы такой, оказывается, наблюдательный и симпатичный молодой человек…. Когда я была молода… ах, ах!.. У меня был один знакомый… просто ужасно похожий на вас… э-э?..

— Володя.

— Да, Володичка… очень похож…

— А вы, между прочим, совершенно зря с таким небрежением говорите о себе. Что значит — когда была молода? Первоклассницей, что ли? Зря! Выглядите вы очаровательно в свои тридцать лет, так надо полагать? А если быть до конца искренним, то, поверьте мне, больше двадцати пяти я бы вам не дал!

— Ах, как приятно слышать!.. Прошу вас, садитесь. Мы говорили об этой… не хочу даже произносить ее имя! — Марина помрачнела.

— Да, вы спросили, не был ли я у нее? Отвечаю: не был. А после реплики о ее этих… связях, думаю, что и вообще не стоит ее беспокоить. Мне почему-то хочется верить именно вам, Марина.

И все, от такого набора комплиментов она «поплыла». Полы халата, разумеется, распахнулись сами по себе, но она уже не стала обращать на это внимание, даже закинула обнаженную ногу на ногу, словно нарочно отвлекая внимание Яковлева от дела. А он, слушая ее, размышлял на тему, весьма отдаленную от той, которая обсуждалась. Он думал, что все эти высокопоставленные чиновники — отпетые дураки. Им такая баба в руки попалась, а всего и дел-то: трахать ее по три раза на день и говорить, что она — самая умная и самая красивая и полное совершенство. Ну, если не получается трахать самому, всяко бывает, передай в руки порученцу! А от слов же тебя не убудет!.. А у них — разводы, скандалы, смертельные обиды, страшная месть…

Собственно, ее рассказ поначалу касался не столько Сальникова, сколько довольно-таки примитивных и пошлых сплетен по поводу его второй супруги. Яковлев делал «большие» глаза, не забывая подчеркивать, как он в эти минуты любуется самой рассказчицей. И та, естественно, ощущала на себе горячий и почти призывный, но и почтительный взгляд молодого человека, откровенно увлеченного ею, — этого просто нельзя было не заметить, а следовательно, и соответствующим образом отреагировать. И тема сплетен увяла сама собой. Зато ей на смену — прав был Володя, ох как прав: трахать надо было Смурову свою красавицу, а не лениться, или чем он там еще занимался? — полились не то чтобы жалобы, а скорее сетования на свою нелегкую судьбинушку. С одним мужем как-то не задалось — робкий, весь погруженный в работу, занудливый… Второй — тоже не подарок, вечно какие-то свои дела, ночные звонки, наверняка бабы — при его-то внешности… Грешным делом, она, был момент, подумывала уже вернуться к первому, так у него тогда уже образовалась эта фифа, будь она проклята! А на этой почве и со вторым мужем нелады… Правда, в одном они все-таки сходятся. Это в обоюдной ненависти к Сальникову. Ну ей-то есть за что. А Смурову? Ну как же! Ведь Сальников, по сути, перебежал ему дорожку. Она нечаянно подслушала разговор Лешки с мужем ее сестры — Жоркой. Недавно это было, с месяц, может, назад. Крепко они тогда выпили и во весь голос горланили в его кабинете, Китай почему-то все время поминали. Оказывается, Виталька недвусмысленно намекнул Лешке, чтобы тот подумал о своем трудоустройстве, ему, мол, не нужны заместители, пытающиеся проводить собственную политику, которая кардинально расходится с линией министерства и государства. Вот! А Лешка вроде нашел какие-то слова и обещал Виталию не «кон…фрон…тировать» (Марина с трудом выговорила это слово). И кажется, тогда у них обошлось.