Стол был покрыт тетрадками и бумагами, испещренными головками, фигурками, и иногда и целыми эскизами, ловко набросанными карандашом. По всему видно было, что стол этот любили и холили, что тут-то преимущественно занимались и работали. Полуразвалившееся кресло, обтянутое красноватой, набивной байкой, показавшей местами мочалку, примыкали к столу. Далее, вправо, лепился кривой комод с прорехами, вместо замочных скважин; на нем чайник, стаканы, тарелки, прикрытые толстым деревенским полотенцем. Тут же на гвоздиках висела старая шинель и две-три принадлежности гардероба, закутанные разодранною простынею. Три разнокалиберных стула довершали мебель. Но комнату более всего оживляли этюды с известных античных голов и фигуры, рисованные с натуры итальянским карандашом. Все три стены были усеяны ими; на каждом из этих рисунков, прикрепленных мякотью или воском, виднелся еще внизу красный нумер, свидетельствовавший об их академическом происхождении».

В таверне на Васильевском острове, посещавшейся преимущественно студентами Академии художеств, Григорий Петрович познакомился с профессиональными художниками. Большая часть их принадлежала к «незаконным детям наших муз», как выразился Григорович. Привлеченные успехом Карла Брюллова они были склонны к внешним эффектам поведения, но мало занимались собственно искусством. Им автором противопоставлен серьезный и талантливый Петровский, от взгляда которого не ускользнул рисунок нового знакомого — «опрокинутое дупло, перепутанное косматыми травами, несколько кустов позади и клочок бурного неба».

Вероятно, именно такой образ привлек внимание Григоровича.

Становится очевидно, что юный талант превосходит натурные штудии академистов. Но откуда взялся этот талант?

И.Н. Крамской. Живописный портрет Ф.А. Васильева в «стиле фотографии»

Автор, пытаясь объяснить загадку, ссылается на уроки сестры Григория, та некогда «жила у графини», ездила за границу и приобщилась к прекрасному. Ей знакомы имена Лессинга, Роже де Пиля, Катремер де Кенси, Зульцера, Лересса, Ватле и Альгоротти, этот перечень очерчивает для нас круг чтения поклонника муз середины XIX столетия. Андреев же получает приглашение посетить мастерскую Петровского. Начинающему художнику этот визит необходим для того, чтобы показать остальные свои рисунки. Ради этого великого дня чиновник впервые в жизни без уважительной причины пропустил службу.

Зарабатывает Андреев 500 рублей в год, из них пятую часть он посылает домой семье. Горько звучат в его устах слова: «Судьба твоя зависит от какой-нибудь тысячи рублей в год». И все же художник не захотел оставить место, хотя ему предлагалось переехать в мастерскую и писать портреты. Причина — Катя, возлюбленная героя. После долгих уговоров художник согласился на компромисс между службой и искусством — посещение вечерних рисовальных классов с 5 до 7 вечера. Но не нашлось тридцати рублей для получения билета. Их вручил художнику в конце концов сотоварищ. Григорий упорно занимался, пропустив даже несколько дней должность и получив в качестве награды первые нумера на ежемесячных экзаменах академии. Увлекшись искусством всерьез, он вскоре потерял и Катю, которую постоянно ревновал, и должность, и квартиру.

Переехав к Петровскому, как истинный художник, Андреев много работал по его примеру, писал портреты для заработка, посылал деньги семье. Перешел из гипсового класса в натурный. По словам осведомленного Григоровича, «переход этот составляет чуть ли не главную эпоху в жизни художника. Тут уже карандаш сменяется кистью, бумага — полотном, раскрывается обольстительный мир цветов и красок, — и природа — гордая, недоступная красавица для робкого и незрелого художника, — тронутая наконец настойчивым, упорным преследованием, протягивает ему в первый раз свою руку».

Ф.А. Бронников. Больной художник

Григорий Петрович оказался близок к получению медали, но сестра прислала письмо с сообщением о потери отцом места и о своем непременном желании выйти замуж за обеспеченного старика, готового поддерживать родителей и сестер. Наш герой воспротивился такой жертве и решился вернуться домой. Однако прежде чем он собрался это сделать, сестра вышла замуж. Оставшись в Петербурге, живописец получил от Академии серебряную медаль, а также пособие и программу. К тому времени Катя, уставшая ждать его успехов, ушла к золотопромышленнику. Но в отличие от читателя, Андреев этой ужасной новости не узнал, ибо ему все же пришлось вернуться в родной город. Муж сестры обманул ее и не стал содержать родственников, которые нашли Григорию место на почте и потребовали возвращения.

Заключительные страницы рассказа описывают бытие Андреева в уездном городе. В уста некоего друга Петровского, посетившего неудавшегося живописца, Григорович вложил отчаянную пустоту нового бытия прежнего художника, особенно заметную при сравнении с его столичной комнатой: «Мы вошли в крошечную, душную комнатку, с кривым потолком, усеянным дочерна мухами.

Ободранный диван, два стула и над ними пыльная ландкарта лепились криво и косо вдоль стен грязно-молочного цвета. От всего этого за версту пахло нищетою. Между простенками болтались на гвоздиках холстяные мешочки, вероятно, с сушившимися семенами. На подоконнике лежала крошечная подушка, с пришпиленною к ней ситцевой наволочкой. Медный наперсток, игольник и ножницы показывали, что комната не совсем принадлежала Андрееву».

Резкий контраст с бедным, но счастливым обиталищем, что имел Григорий в Петербурге.

А. Ахенбах. Пейзаж с ручьем

Монолог бывшего художника, который в залог своего таланта сохранил рисунки, происходит на кладбище возле могилы сестры. Он признает, что его судьба разрушилась от того, что у него не было тысячи рублей. Его посетитель, давая отчет Петровскому, писал: «Он еще ничего не знает о существовании „Общества поощрения художников“. Я… втайне благословил благородное учреждение, осенившее благодетельным крылом своим наших молодых художников! Да… теперь уже, вероятно, никого из нас не постигнет жалкая участь нашего бедного Андреева». Эти строки представляют собой рекламу ОПХ, которое к моменту издания повести Дмитрия Васильевича существовало уже более четверти века (и, следовательно, действовало в момент присутствия Андреева в Петербурге). Возможно, Григорович желал найти поддержку в нем.

После смерти графини Софьи Владимировны в 1845 году довольно долгое время никто из Строгоновых в Общество не входил. Только в 1858 году граф Григорий Александрович, возлюбленный и будущий муж великой княгини Марии Николаевны, вступил в действительные члены. В декабре 1860 года его избрали в Комитет, который руководил деятельностью ОПХ (в Комитет входило девять человек, работавших по три года).