Здесь, в ущелье, Сулла расположился и стал строить огромные фортификационные стены из туфовых блоков с каждого конца ущелья, закрывая побочную дорогу, которая вела к Немейскому озеру и Аппиевой дороге. Здесь все движение можно было остановить в обоих направлениях. В короткое время завершив работы, Сулла расставил несколько дозоров на Аппиевой дороге, чтобы быть уверенным, что противник не попытается обойти его с флангов. Все продовольствие доставляли с Аппиевой дороги по боковой дороге.

* * *

К тому времени как самнито-лукано-капуанское войско достигло Сакрипорта, все уже называли эту армию «самнитами», несмотря на ее сложный состав (увеличенный за счет остатков легионов, рассеянных Помпеем и Крассом и приставших к этому сильному, хорошо управляемому войску). В Сакрипорте войско «самнитов» выбрало Лабиканскую дорогу, но обнаружило, что Офелла находится за второй осадной линией и оттуда его нельзя выманить. Сиявший с высот мириадами красок Пренесте был от них далек, как сад Гесперид. Проехав вдоль всей стены Офеллы, Понтий Телезин, Марк Лампоний и Тиберий Гутта не нашли ни одного слабого места, а марш семидесяти тысяч человек по пересеченной местности в неизвестном направлении был невозможен. Военный совет изменил стратегию: единственный способ выманить Офеллу — это атаковать Рим. Поэтому самнитская армия направится к Риму по Латинской дороге.

Они возвратились в Сакрипорт и повернули на Латинскую дорогу. Но там за огромными крепостными валами сидел Сулла, полностью контролируя дорогу. Напасть на его позиции казалось намного легче, чем на стены Офеллы, поэтому самниты атаковали Суллу. Когда первая попытка провалилась, они повторили ее. И снова, и снова. Но они слышали только громкий смех Суллы.

Затем поступили новости, как хорошие, так и плохие. Войска, оставленные в Клузии, совершили вылазку и вступили в бой с Помпеем. То, что они потерпели полное поражение, было, конечно, плохо, но это казалось не таким важным по сравнению с сообщением о том, что приблизительно двадцать тысяч уцелевших солдат идут на юг с Цензорином, Карринатом и Брутом Дамасиппом. Сам Карбон исчез, но «борьба, — клялся Брут Дамасипп в своем письме Понтию Телезину, — будет продолжена. Если напасть на позиции Суллы с обеих сторон сразу, одновременно, он не выдержит. Должен не выдержать!»

— Ерунда, конечно, — сказал Сулла Помпею, которого вызвал в свое ущелье для совещания, как только узнал о победе Помпея в Клузии. — Они могут, если захотят, взгромоздить гору Пелион на гору Осса, но им не удастся меня выманить. Это место готовилось для обороны! Неуязвимой и неприступной.

— Если ты так уверен, для чего тебе я? — спросил молодой человек, чувствуя, как испаряется гордость, вызванная тем, что его позвали.

Кампания в Клузии была короткой, беспощадной, решительной. Много противников убито, много взято в плен, а те, кому удалось скрыться, принадлежали к числу людей, которые вообще всегда заранее планируют свое отступление. В рядах сдавшихся не оказалось старших легатов, что послужило большим разочарованием. Об измене самого Карбона Помпей не знал, пока не кончилось сражение, — только тогда историю о его ночном побеге со слезами на глазах рассказали Помпею трибуны, центурионы и солдаты. Великое предательство!

Сразу же после этого пришел вызов от Суллы, что доставило Помпею огромную радость. От него требовалось привести шесть легионов и две тысячи кавалерии. То, что Варрон последует за Помпеем, само собой разумелось. В то же время Красс и Торкват также оставались в Клузии. Но для чего Сулле потребовалось так много войска в лагере, и без того трещавшем по швам? И действительно, армия Помпея была направлена в лагерь на берегу Немейского озера.

— Здесь ты мне не нужен, — объяснил Сулла, облокотись на парапет наблюдательной башни на стене и тщетно вглядываясь в направлении Рима. Его зрение сильно ухудшилось с тех пор, как он заболел, хотя признаваться в этом ему не хотелось. — Я все ближе, Помпей! Все ближе и ближе.

Обычно не робкий, Помпей не мог высказать вопрос, который так и вертелся у него на языке: что будет делать Сулла, когда война закончится? Как он собирается восстанавливать свою репутацию, как защитит себя от будущих репрессий? Он же не сможет все время держать при себе армию. А как только Сулла распустит ее, он впадет в зависимость от милости любого, кто обладает достаточными силой и авторитетом, дабы призвать его к ответу. И может так случиться, что этим человеком окажется кто-то, кто в данный момент называет себя сторонником Суллы, преданным ему до самой смерти. Кто знает, о чем на самом деле думают такие люди, как Ватия и старший Долабелла? Оба достигли консульского возраста. Как сможет Сулла отгородиться от всех своих врагов? Враги великого человека — как Гидра. Не имеет значения, сколько голов ему удастся срубить, они всегда будут отрастать снова, и зубы у них каждый раз будут страшнее и острее.

— Если здесь я тебе не нужен, Сулла, то где я нужен тебе? — с недоумением спросил Помпей.

— Сейчас начало секстилия, — сказал Сулла, повернулся и стал спускаться по ступенькам.

Больше ничего не было сказано, пока они не дошли до дна ущелья под стенами, где люди носили камни и масло, чтобы бросать зажженные факелы на непокрытые головы тех, кто попытается взобраться на стены, а также снаряды для катапульт, уже ощетинившихся на стенах. Солдаты складывали пики, стрелы и щиты.

— Сейчас начало секстилия, — напомнил Помпей, когда они с Суллой остались одни и пошли по боковой дороге к Немейскому озеру.

— Ну разумеется! — с удивлением сказал Сулла и засмеялся, увидев выражение лица Помпея.

Очевидно, от Помпея ждали, что он тоже засмеется. Помпей засмеялся.

— Да, точно, — сказал он и добавил: — Начало секстилия.

С трудом обуздав себя, Сулла решил, что повеселился достаточно. Лучше над этим будущим Александром больше не смеяться и сказать ему все.

— У меня для тебя, Помпей, особое поручение, — отрывисто проговорил Сулла. — Остальные тоже узнают об этом, но не сейчас. Я хочу, чтобы ты был уже далеко, прежде чем поднимется буря протеста, — ибо будут протестовать! Видишь ли, я хочу попросить тебя об одной вещи, которую не должен поручать никому, кто не был хотя бы претором.

Заинтригованный, Помпей остановился, взял Суллу за руку и повернул лицом к себе — темно-голубые глаза заглянули в светло-голубые. Они стояли в лощине на обочине открытой дороги, и шум работ, ведущихся впереди и позади, заглушался густыми зарослями куманики, роз и черники.

— Тогда почему ты выбрал меня, Луций Корнелий? — спросил Помпей удивленно. — У тебя много легатов, которые отвечают этим требованиям: Ватия, Аппий Клавдий, Долабелла. Даже Мамерк и Красс кажутся более подходящими. Так почему же я?

— Не умри от любопытства, Помпей, я все объясню. Но сначала я должен сообщить тебе, что именно я хочу, чтобы ты сделал.

— Слушаю, — сказал Помпей, успокаиваясь.

— Я уже приказал тебе, чтобы ты привел шесть легионов и две тысячи кавалерии. Это внушительная армия. Ты возьмешь ее на Сицилию и обеспечишь для меня сохранность нового урожая. Сейчас начало секстилия, и очень скоро урожай созреет. В гавани Путеол находится большая часть флота для перевозки зерна. Сотни и сотни пустых судов. Готовый транспорт, Помпей! Завтра ты выйдешь на Аппиеву дорогу и направишься в Путеолы, пока зерновой флот не отплыл. У тебя будет мандат от меня и достаточно денег, чтобы заплатить за найм кораблей. У тебя будут полномочия пропретора. Отправь кавалерию в Остию, там флот поменьше. Я уже послал гонцов в порты Таррацина и Антий и приказал всем мелким судовладельцам собраться в Путеолах, если они хотят получить деньги за то, что в противном случае, при обычных обстоятельствах, будет пустым рейсом. У тебя будет кораблей более чем достаточно, я это гарантирую.