А если он убьет Маккола? Кем станет после этого?

Да никем. Этот человек – угроза, он опасен, его нужно остановить. Тут не станет спорить и непредвзятый наблюдатель.

Стив вежливо улыбнулся временной секретарше, проходя мимо ее стола, сел на свое место и вернулся к работе.

Иногда лучше всего действовать напрямик; и некоторое время он обдумывал идею войти к Макколу в обеденный перерыв, вогнать нож ему в глаз и как ни в чем не бывало вернуться к себе за компьютер. Но в убийстве Джины ему очень понравилась упорядоченность, планирование. Он следил за ней, изучал ее, постарался как можно больше о ней выяснить, прежде чем сделать дело… Профессионально. Стив не сомневался, что именно так поступал отец.

Его отец, серийный убийца.

Хотя, быть может, еще профессиональнее было бы сперва уточнить, в самом ли деле Маккол представляет угрозу, – и разделаться с ним, только если не будет другого выхода.

По-настоящему мастерское убийство выглядит как несчастный случай – чтобы никто ничего не заподозрил. Поэтому Стив ничего не писал – опасался оставлять улики; однако в уме составил длинный список разных случаев со смертельным исходом, которые могут произойти с человеком на работе или дома. Любых: от «поскользнулся на мокром полу и разбил себе голову» до «подавился куриной костью».

В местных газетах пошли подробные публикации об убийстве Джины, и следующую неделю это происшествие горячо обсуждал весь офис. Стив тоже не отставал. Глава отдела больше не заводил с ним бесед на эту тему, но о том разговоре Стив не забыл – и знал, что не забыл и Маккол.

Он проследил за шефом, чтобы выяснить, где тот живет. Потребовалось три дня. Маккол был умнее секретарши и, без сомнения, подозрительнее; Стив опасался ехать за ним всю дорогу до дома. В первый вечер он, старательно держась в трех машинах позади, проехал за ним лишь часть пути; во второй – возобновил слежку с того места, где остановился накануне, а последний отрезок пути преодолел лишь на третий вечер. Пока что он планировал только последить за Макколом, собрать о нем сведения. Однако, если вдруг подвернется случай, не стоит его упускать – поэтому все шесть вечеров, дежуря через улицу от дома Маккола, Стив держал рядом с собой на полу бейсбольную биту и тесак. Жил шеф в симпатичном домике на краю Ньюпорт-Бич, напротив Ирвайна. Типичный дом зажиточного обитателя пригорода – двухэтажный, в средиземноморском стиле, обсаженный по сторонам кустами, с гаражом на две машины и ухоженной лужайкой перед входом.

Была у Маккола и семья: жена и две дочери, лет тринадцати или четырнадцати, по-видимому, близняшки. По счастью, Макколы относились к той новой поросли городских жителей, что не считают нужным вешать на окна занавески. Все окна на первом этаже, ярко освещенные вечерами, были открыты, и Стив со своих наблюдательных пунктов в разных местах улицы видел такие семейные сцены, какие в прежние времена оставались недоступны даже самым любопытным соседям. Сам он не понимал, как можно так жить – у всех на виду, словно на сцене или в стеклянном аквариуме.

Дочери, как вскоре выяснилось, с родителями почти не общались и бо́льшую часть времени проводили на втором этаже, у себя в спальнях – где занавески были. Когда вся семья ужинала в столовой, девочки старались сесть подальше от родителей; в их позах и движениях читалась неприязнь. Дважды, в пятницу и в субботу, Стив стал свидетелем семейных скандалов в гостиной. Слов он, разумеется, не слышал, но искаженные криком лица, махание рук и топанье ног не оставляли сомнений в том, насколько обе стороны друг другом недовольны.

Что касается самого Маккола, то время он проводил в основном перед телевизором в гостиной или за компьютером у себя в кабинете. Жена его, как правило, с улицы была не видна – наверное, находилась на кухне или у себя в комнате в задней части дома.

Спать семья ложилась в одно и то же время, словно по раз и навсегда заведенному ритуалу. Сперва выключала свет в задних комнатах первого этажа и поднималась наверх жена. Затем наступала очередь самого Маккола: один за другим гасли огни в комнатах первого этажа, затем в ванной и в спальне на втором. Стив дежурил на посту – мысленно он называл это «дежурством» – с восьми или четверти девятого и примерно до полуночи. Он начал наслаждаться своими ночными дозорами. Была в них какая-то успокоительная рутина. Ему нравилось наблюдать за семьей Макколов, подмечать их манеры, привычки, способы общения друг с другом. Кроме того, это давало ощущение силы – ведь в любой момент он мог войти в дом и положить жизни Маккола конец. Стива даже начало раздражать то равнодушие и высокомерие, которое шеф демонстрировал на работе. Правда, так он общался всегда и со всеми; однако теперь, вспоминая, что лишь благодаря его благородству и душевной широте, Маккол еще жив, Стив чувствовал себя оскорбленным. Что этот человек о себе воображает? Да ведь он, если захочет, в любой момент может вломиться к нему в дом и отрезать голову его дочери – или обеим дочерям. Или раскромсать груди и влагалище его жены, или просто размозжить ей череп. Или разрубить надвое самого Маккола. Причем он ничего такого не делает. Он великодушен!

А Маккол этого совсем не ценит.

Часто, вернувшись домой, Стив был еще бодр и полон энергии. Тогда он включал компьютер, писал час или два, пока не начинали слипаться глаза, и лишь после этого ложился. Новый рассказ получался очень хорош – быть может, лучший из всего, что писал Стив до сих пор; и, закончив, он сразу отослал рассказ в журнал.

Уже давно – пожалуй, с колледжа – он не испытывал такого творческого подъема, такого вдохновения. Странно все же устроен человеческий мозг.

На шестой вечер, в среду, после того как в доме Маккола погасли огни, Стив прождал в машине еще около часа, рассеянно поглаживая ручку тесака – новая привычка, на которой он часто ловил себя в последнее время. Наконец понял, что устал и пора домой, завел машину, огляделся по сторонам, чтобы убедиться, что других проезжих или прохожих в поле зрения нет, и поехал по улице на север. Справа и чуть впереди, между припаркованных автомобилей, ему почудилось какое-то движение. Пешеход, понял Стив. Он не знал, прибавить ли скорость, притормозить или продолжать ехать, как раньше, но выбрал последнее, надеясь, что не привлечет к себе внимания.

Однако, подъехав ближе к ночному пешеходу, Стив невольно затормозил. В облике пешехода, в нелепой длинной фигуре, мелькающей между машинами, сквозило что-то очень знакомое.

Дальше вырос знак «Парковка запрещена», машины исчезли, и Стив наконец увидел пешехода ясно и целиком.

Старый знакомый – деревенщина в комбинезоне и соломенной шляпе.

Стив сразу его узнал. Тот, кого он видел на углу за неделю до убийства Джины. И сейчас он стоял на углу, под фонарем, – точнее, не стоял, а двигался на месте. Очень, очень странно двигался…

Сердце у Стива застучало, словно японский барабан. Что все это значит? Дурное предзнаменование? Или какое-то безумное совпадение, вроде как с Линкольном и Кеннеди[8] или с «Волшебником страны Оз» и «Обратной стороной Луны»?[9] Так или иначе, ночной автостопщик пугал его до дрожи. Пугала странная пляска под беззвучную музыку, пугала манера вертеть рукой с большим пальцем кверху… Снова, как и в прошлый раз, странный человек проводил его машину пристальным взглядом, и Стив не мог отделаться от ощущения, что автостопщик увидел его сквозь темное стекло и узнал, зачем Стив оказался ночью в чужом квартале, что здесь делает и что хочет сделать.