Пьекур приказал гребцам отгрести на безопасное расстояние от берега, и там «Герасим» бросил якорь.

Черные от порохового дыма и наполовину оглохшие, Гектор и два его товарища вернулись на свою гребную скамью и снова были прикованы к месту.

— Думаю, мы причинили больше вреда галере, чем городу, — тихо сказал Гектор.

— Как это? — спросил Дан.

— Рамбада просто подпрыгивала при каждом выстреле мортиры. А мы увеличили заряд, и стало еще хуже. Обшивка палубы ходила ходуном. К вечеру балки под ними тоже расшатались. Когда мы с Бурдоном шли на корму в пороховой погреб, я заметил, что вода в трюме поднимается быстрее обычного. Удивительно, что никто больше этого не заметил.

— Может быть, и заметили, но держат рот на замке. Комиты все были далеко, а младшие чины слишком боятся Пьекура, чтобы вмешиваться. Он, похоже, получил большое удовольствие от этой бомбардировки. Он из тех, кому хорошо, когда другим плохо, даже когда эти другие от него далеко. Едва ли жителям города понравился этот день.

— А я так не удивлюсь, если галера развалится, — сказал Гектор. — Я видел, как строят галеры, и знаю, насколько слабы у них сочленения. Основа подастся — и корабль развалится, уже ничто его не спасет.

— Что ты там ни говори, а это наш шанс удрать, — пробормотал Бурдон. Он все еще мотал головой, пытаясь прочистить уши, и поглядывал на далекий берег.

— И, надо полагать, нас повесят на городской стене за то, что мы сделали.

— Не повесят, когда узнают, что мы невольники.

— А как ты собираешься туда попасть?

— Да вплавь! Я готов хоть сейчас, только больно далеко, — Бурдон подмигнул и потряс рукавом своей рубахи. И какой-то рабочий инструмент из бомбардирского набора упал ему в руку. То был тонкий щуп для прочистки запального отверстия мортиры. — В жизни не видывал лучшей отмычки. Я позаимствовал эту штуку из мешка с инструментами, когда бомбардир укладывал их обратно, и он не хватится ее до утра. А я могу освободить нас хоть сию минуту. — Он сложил пальцы над отмычкой, а потом развел руки — отмычка исчезла как по волшебству. — Я же говорил тебе, я отменный вор, — и он подтвердил свои слова уверенной ухмылкой на заклейменном лице.

Свисток Пьекура — сигнал гребцам спать. Но Гектору не спалось. Он лежал, размышляя, не будет ли безумием принять предложение Бурдона о побеге и — как всегда — не сможет ли он тогда найти след Элизабет. Он ерзал на деревянной палубе, смотрел в небо и вдруг заметил, что звезды исчезли. Небо затянули тучи. Время от времени слышались шаги Пьекура или кого-то из младших комитов, ходящих по проходу, — они несли ночную вахту, и с рамбады время от времени доносился крик вахтенного: все спокойно. Прошел час, другой. Гектор чувствовал, как постепенно меняется поведение стоящей на якоре галеры — она натянула поводок якорного каната. «Герасим» начало покачивать — килевая качка. Шум волн нарастал. Прижав ухо к обшивке палубы, Гектор убедился, что и шум воды, болтающейся в трюме, стал громче. Он ощутил смутную тревогу, объявшую гребцов, спящих или дремлющих вокруг. Мало-помалу он понял, что люди просыпаются, и услышал, как кого-то вырвало — людей со слабым желудком начала мучить морская болезнь. Он сел и прислушался. Голос ветра стал определенно громче. Большая волна прошла под галерой и заставила ее накрениться. Юноша услышал другие громкие голоса. Они донеслись с фордека, и почти сразу же раздался свисток Пьекура. Это был сигнал «весла готовь». Он с трудом поднялся и сел на скамью, цепь на лодыжке больно натянулась. На ощупь, в темноте они с товарищами стали высвобождать рукоять весла из креплений, и в конце концов все было готово для гребли. Теперь «Герасим» тяжело раскачивался на волнах, с каждой минутой все размашистее. Снова прозвучал свисток Пьекура. Гребцы сделали один длинный гребок, потом другой, стараясь войти в ритм. С фордека слышались крики, команде на рамбаде приказали поднять якорь. В ответ послышалась ругань, и босые ноги Гектора окатило водой. Он заметил в криках нотку тревоги, даже паники.

С галерой явно творилось что-то неладное. Гектор попытался разобраться, о чем кричат. Ближе к корме младший комит приказывал трем скамьям гребцов отложить весла и заняться насосами. В этот миг якорь подняли, судя по тому, что галеру развернуло бортом к ветру, и она вдруг задрожала, встав поперек волны. Гектор и его товарищи по скамье чуть не потеряли опоры под ногами, когда галера накренилась так сильно, что весла, уже не доставая до воды, загребали воздух. Мгновение спустя галера наклонилась на другой борт, и лопасти погрузились в воду так глубоко, что работать ими было невозможно. Хаос нарастал. В темноте люди пропускали удары весел, оскальзывались и падали. Настойчивые свистки Пьекура прорезали мрак снова и снова, но все было напрасно. Грести стало невозможно.

Ветер усилился. Он вопил в снастях тонким, изводящим визгом. «Герасим» беспорядочно болтало. Кто-то кричал, приказывая поднять парус, но тут же раздалась противоположная команда — поднимать парус сейчас слишком опасно, мачту вырвет из гнезда. Матросы бесцельно бегали взад-вперед по помосту, пока на них не рявкнул какой-то младший комит.

Постепенно небо светлело, наступал холодный серый рассвет, и стали видны яростные валы, набегающие с севера. Галера по-настоящему терпела бедствие. Предназначенная для спокойного моря, она не могла выдержать моря бушующего. Она беспомощно дрейфовала, команда больше не могла ею управлять. Гектор посмотрел по ветру. Галера находилась милях в двух от берега, хотя берег был уже не тот. Должно быть, бурей их куда-то отнесло в темноте. Он видел только унылую полосу голых гор, узкий песчаный пляж и море, пенящееся на мелководье, которое тянулось к ним от берега.

— Поставить носовой якорь! — взревел Пьекур. — Достать главный якорь из-под палубы и быть наготове. Готовить якорный канат!

Матрос на рамбаде перевесился через борт, ножом перерезал крепления, которые удерживали малый носовой якорь, и тот полетел в море. Полдюжины его товарищей пробежали по проходу к корме и открыли люк, ведущий в кормовой трюм, где хранился главный якорь. Еще два человека протиснулись в канатный ящик на носу, где хранился канат главного якоря, но сразу же выскочили обратно, и глаза у них были безумными от страха.

— Течь в носовой обшивке, — завопил старший. — Мы быстро набираем воду!

Едва прозвучали эти слова, как и те люди, что спустились под кормовую палубу, тоже выскочили наверх.

— В трюме четыре фута воды! — крикнул кто-то из них. — Вытащить главный якорь невозможно.

Все эти сообщения Пьекур встретил спокойно.

— Марш к канатному ящику, — бросил он. — Выудить главный канат и вытянуть наверх.

Испуганные матросы подчинились и скоро вернулись, волоча за собой конец шестидюймового якорного каната.

— А теперь закрепите его на этой сучьей мортире, да покрепче, — приказал комит. — И принесите ломы и кувалду.

Люди сделали, как было приказано, и вскоре мортира была обвязана канатами.

— Освободить пушку! Разбить болты, если нужно, ломай палубу, — торопил Пьекур, — а потом — пушку за борт!