– Есть еще кое-что, – сказал Дэн. Трейси прошла за ним из кухни в столовую. На большом обеденном столе лежали несколько листков из дела Бет Стинсон. Он взял их и протянул ей. – Посмотри на вопрос 102. Здесь сказано, что есть указания на акт сексуального насилия над жертвой, но в графе о сперме в полостях ее тела никакой отметки не сделано.

– Я тоже это заметила.

Трейси хотела что-то добавить, но Дэн сказал:

– Погоди с этим. – И взял со стола копию протокола медицинской экспертизы, пестревшую желтыми следами маркера и заметками на ярких липучих бумажках. Перелистав скрепленные степлером страницы, он прочел:

– «Никаких признаков покраснения, потертостей или иных свидетельств физического повреждения, подтверждающих имевший место половой акт, не обнаружено. На тампонах после погружения в полости тела жертвы семенная жидкость отсутствует. Проведенная кольпоскопия гениталий жертвы не выявила на их слизистой оболочке микротравм, которые могли бы указывать на недавний сексуальный контакт с проникновением. Семенная жидкость, сперматозоиды и кислотная фосфатаза отсутствуют».

Трейси год служила в отделе по расследованию преступлений сексуального характера.

– Пробы, отрицательные на сперму, но положительные на фосфатазу, обычно означают, что насильнику была сделана операция по иссечению семенного потока или что он пользовался презервативом.

– Наверное, именно так думали и Ноласко с напарником, когда ставили пометку в графе об изнасиловании, – сказал Дэн, – вот только медэксперт полностью исключает презерватив. – И он снова зачитал из отчета: – «Никаких существенных следов микрочастиц, смазки или спермицида». – Он опустил отчет. – Кто бы ни убил Бет Стинсон, секса с ней у него не было. Ноласко и его напарник сделали отметку в графе сто два преждевременно, так как…

– Так как им нужен был мотив.

Дэн кивнул.

– Не меньше, чем подозреваемый. А потом адвокат уговорил Герхардта подписать признание, и дальше никого уже ничего не интересовало, так что они даже не позаботились вернуться к протоколам и кое-что подправить.

Трейси сказала:

– Значит, тебе надо поговорить с Герхардтом и выяснить, кто еще знал о вызове в дом Стинсон в тот день, а потом потянуть за каждую из этих ниточек и посмотреть, что обнаружится.

– Родственники Бет Стинсон вряд ли захотят опять пережить все это.

– Знаю, и я их не виню. Но если мы с тобой правы, то речь сейчас идет не просто о невиновном человеке, который отбывает срок за преступление, которого он не совершал; речь идет о преступнике, который начал убивать лет десять назад, а то и раньше, и на чьем счету может оказаться не три-четыре женщины, а куда больше. И, если та психологиня права, то в его жизни недавно произошло что-то такое, что заставляет его убивать, и на этот раз он по своей воле не остановится.

Он нажал кнопку извлечения и снова посмотрел на женщину на полу. Она все еще глядела на него застывшими глазами, открыв рот. С этой пришлось провозиться дольше, чем он ожидал. Сколько раз он уже думал, что она мертва, как она вдруг вздрагивала, начинала хватать воздух ртом и возвращалась к жизни. Прямо как в фильме про зомби, от которых не избавишься, пока не снесешь им голову взрывом или чем-нибудь еще. Сначала это даже возбуждало, но потом наскучило. Хотелось, чтобы она уже умерла наконец и можно было пойти домой. Запах ее духов и тела вызывал у него отвращение, а от табачного дыма в комнате кружилась голова.

Видеомагнитофон заурчал. И замолк. Он протянул руку за кассетой, но ее не было – машина не сработала. Он нажал кнопку снова, услышал щелчок, подтверждавший, что лента перемотана до самого конца, но кассета не выходила. Он сердито потыкал кнопку.

– Ну давай, давай. Давай же, ты, кусок дерьма!

Он стукнул по аппарату кулаком, от чего комод, на котором тот стоял, ударился в стену. Он застыл. Час назад он слышал за стеной соседей, хотя с тех пор там было тихо. Приподнял крышку видеомагнитофона и заглянул внутрь. Кассета была там, но не выскакивала. Испарина выступила у него на лбу, по шее потекло. С висков тоже побежали ручейки холодного пота.

Он снова посмотрел на женщину. Она смотрела на него снизу.

– Хватит на меня пялиться, – сказал он. Встал и пнул ее ногой. Она покачнулась, но не завалилась.

Он ухватился за магнитофон обеими руками, но аппарат оказался привернут шурупами к верхней доске комода.

– Как будто кто-то потащит отсюда этот старый кусок дерьма, за который в ломбарде не дадут и десяти долларов, – проворчал он.

Он снова нажал на кнопку, а затем стал шарить по ящикам комода, лихорадочно ища что-нибудь, чем можно было бы подцепить кассету. Ящики оказались пусты. Он выругался вполголоса. Что это за мотель такой, где ручки и то нет? Он вынул из кармана связку ключей и попытался поддеть одним из них кассету. Дело тут не в одной сентиментальности, хотя кассета из детства. Нет, причина куда прозаичнее: на ней его отпечатки.

Он взглянул на часы. На сколько она сняла комнату? Он всегда давал им деньги на всю ночь, но скоро выяснил, что дешевки обманывали его. Они платили за час или за два, а сдачу прикарманивали. Вот почему он начал прижигать им ступни. Слишком они долго умирали, и он боялся, что менеджер как-нибудь нагрянет в комнату раньше времени. А еще сигаретой можно было наносить ожоги, не прикасаясь к ним руками. Они, конечно, вызывали у него отвращение, но и тут была другая, более практическая причина. Любой контакт означал возможный перенос вещественных улик – каких-нибудь волосков, чешуек кожи и тому подобного.

Он поглядел на дверь. Задвижка на месте, дверная цепочка тоже надежно утоплена в своей прорези.

Женщина продолжала пялиться на него.

Он повернулся к ней спиной и занялся главной проблемой. Требовалось сохранять спокойствие. Он сделал дыхательные упражнения, обретая центр внутри себя, как его учили делать перед выходом на сцену. Не прошло и минуты, как решение пришло к нему, и такое простое, что он невольно рассмеялся. Это ведь не он снимал комнату. Здесь никто о нем ничего не знает: у них нет ни номера его кредитной карточки, ни водительской лицензии. Ну сломает он чертов видак, да и все, и ничего ему за это не будет.

Он нащупал за комодом электрический провод, стряхивая попутно с него комки пыли с засохшими тараканами внутри, и выдернул вилку из розетки. Затем взялся за магнитофон обеими руками и с равномерным усилием давил на него до тех пор, пока дешевый ламинат не треснул и магнитофон с негромким треском не отделился от комода.

Время уходить.

Он сунул видак в свою спортивную сумку, но один его край торчал наружу. Он развернул его по-другому, боком, попытался растянуть сумку – бесполезно. Втиснуть его целиком никак не получалось. Значит, придется импровизировать. Спонтанные решения всегда давались ему легко. Учителя часто говорили ему, что это один из его главных талантов. Стянув через голову толстовку, он прикрыл ею выпирающий край видеомагнитофона. Не идеально, но если определенным образом взяться за ручки, то выглядит почти естественно. Кроме того, у него нет выбора. Значит, придется нести так. И он еще раз оглядел комнату. Кровать безукоризненно заправлена, одежда свернута и сложена аккуратно.