Ли поднял обе руки.

– Послов не убивают, Воробей. Ты же знаешь, как это бывает. Если мы не выдадим им информацию, они начнут твердить, что у нас нет ключа к этому делу.

– А у нас его и нет, – сказал Кинс.

– Национальные телеканалы и так уже прозвали Сиэтл «Смертоносной землей». На меня здорово давят сверху, Трейси. Ноласко говорит, что наше молчание компрометирует нас в глазах общественности.

– А знаешь, Беннет, что скомпрометирует нас еще сильнее? – сказал Кинс. – Психологический портрет, в котором будет сказано, что убийца – белый мужчина в возрасте от двадцати пяти до сорока пяти лет, возможно, женатый, возможно, разведенный, возможно, имеет детей, возможно, воспитан сверхзаботливой матерью, которая стимулировала его сексуально, возможно, он мочится в постель и любит мучить маленьких зверушек.

Ли посмотрел на Трейси.

– Может, хоть ты что-нибудь мне дашь?

Трейси было жаль его, и она уже хотела было сказать, что нацарапает что-нибудь, как только будет пара минут свободных, когда на ее столе зазвонил телефон.

– Погоди, – сказала она и сняла трубку. С минуту слушала молча. Чувствовала, как спазмом сводит желудок и начинает зашкаливать адреналин. – Едем. – Повесив трубку, она посмотрела на Кинса, который уже взялся за куртку. Перевела взгляд на Ли. – Можешь не волноваться из-за портрета, Беннет, сегодня он не понадобится.

* * *

В прошлый раз, когда Дэн переступал порог государственного исправительного заведения Уолла-Уолла, они с Трейси сидели за пластиковым столиком вроде тех, какие бывают в кафетериях, и разговаривали с Эдмундом Хаусом, накачанным зэком с буграми мышц, перетянутыми веревками вен. Человек, который вошел в закуток размером с телефонную будку по ту сторону поцарапанной плексигласовой перегородки на этот раз, был полной ему противоположностью. Тюремного образца пуловер и штаны цвета хаки болтались на нем, как на вешалке, едва не сваливаясь с худых острых плеч и почти отсутствующих бедер. Узкое лицо с костистым носом и выдающимся подбородком и волосы цвета выжженной солнцем соломы напоминали воронье пугало из фильма про Средний Запад.

Герхардт выдвинул стул, сел и устремил на Дэна взгляд промытых тюрьмой до блеклой голубизны глаз.

– Мистер Герхардт. Я Дэн…

– Я знаю, кто вы такой. – Голос Герхардта звучал спокойно, без надрыва и вызова. – Здесь все знают, кто вы такой. Вы же представляли Эдмунда Хауса.

– Совершенно верно.

– А что вы хотите от меня?

– Задать несколько вопросов.

– Зачем?

– Меня интересуют некоторые подробности убийства Бет Стинсон.

– Вы пишете книгу?

– Нет, я юрист.

– Ну? И вы пишете книгу? Разве не этим занимаются сейчас все юристы? – Уголки его рта скользнули вверх.

– Я не пишу книгу, – сказал Дэн и ответил ему таким же подобием улыбки.

– Кто вам рассказал о моем деле?

– Этого я не могу вам сказать.

Герхардт прищурился. Если он не хочет разговаривать, то вот сейчас ему самое время встать и уйти. Но Дэн сомневался, что он так поступит. Судя по его лицу – совсем не похожему на ту ряшку, которая смотрела на него с полицейских фотографий, – одна возможность поговорить с кем-то, кроме насильников, убийц и разного рода придурков, уже послужит достаточной приманкой, чтобы он остался.

– Я адвокат, мистер Герхардт, но технически я еще не ваш адвокат. Вот почему все, о чем пойдет между нами речь, не является защищенной информацией, если, конечно, вы сами не захотите говорить со мной в моем официальном качестве. А до тех пор я не могу раскрыть вам всего, поскольку иначе эта информация может стать доступной другим. Так что пока придется вам просто довериться мне.

Герхардт опять улыбнулся, точнее, ухмыльнулся.

– В прошлый раз я тоже доверился адвокату и загремел сюда на двадцать пять лет.

– Так вы согласны ответить на мои вопросы?

Герхардт выпрямился и придвинулся ближе к перегородке.

– Только один вопрос и только один ответ имеют значение. – Его брови изогнулись, почти касаясь белесых вихров. – Я ли ее убил? Нет.

Дэн, решив, что начало положено, тут же задал следующий вопрос:

– Вы встречали Бет Стинсон до того, как она вызвала вас к себе домой?

– Нет.

– Что вы можете рассказать о том дне?

– Что вы хотите знать? – вопросом на вопрос ответил Герхардт. – Было время подумать – целых десять лет.

– Все, что вы вспомните.

– У нее засорился слив в туалете. А у меня был еще вызов, до нее, и я задержался там дольше, чем рассчитывал, так что пришел поздно.

– В котором часу?

– Днем, около четырех. Она волновалась, ей надо было на работу, но она боялась, что, пока ее не будет, из унитаза все вылезет и затопит пол в доме. Видимо, такое уже бывало.

– Где вы припарковали ваш фургон?

– На подъездной дорожке. А она поставила свою машину на улице. Та была новая, и она боялась, что я ее поцарапаю. А еще она не хотела, чтобы я загораживал ей выезд.

– Чтобы она могла уехать на работу, как только вы закончите.

– Точно.

– Что еще?

– Она провела меня через дом в ванную…

– В ту, что рядом с главной спальней, в задней части дома?

– Верно.

– Значит, вы проходили через саму спальню.

– А по-другому в ту ванную и не попасть.

– Вы трогали что-нибудь в спальне?

– На суде говорили, что нашли мои отпечатки на комоде, так что, наверное, да.

– И еще ваши отпечатки были повсюду в ванной.

– А как иначе-то?

– Что за женщина была Бет Стинсон?

– В каком смысле?

Дэн задумался, как лучше сформулировать вопрос.

– Какая она была – сдержанная, заносчивая, приветливая, простая?

– Да нормальная такая, знаете. Довольно приветливая. Красивая, вот это я точно помню. Она была в лосинах, таких, из спандекса, и еще в рубашке, обрезанной до пупка. Красивое тело.

– Вы прочистили слив?

– Не сразу. Пришлось снова идти в фургон за инструментами и шлангом. Но в конце концов я добрался до засора, только не изнутри, а снаружи дома, через люк.

– А где была Бет Стинсон, пока вы работали?

– В основном сидела на кухне, листала журналы, хотя пару раз пришла спросить, как у меня дела.

– То есть она нервничала, – заключил Дэн.

– Как я и говорил.

– А вы в кухню заходили?