– Не слишком ли сложно? Не сработает компьютер или что-то другое…

– Даже в собственной постели человек не может чувствовать себя в полной безопасности, – сказал Карачаров, не замечая некоторой двусмысленности своего тезиса.

– Простите, – сказал капитан. – Я ведь не специалист.

– Вы же не думаете, что я хочу умереть? А вблизи установки буду находиться я один.

– Ну, значит… И когда настанет день?

– Недели через две, – сказал Карачаров и помолчал, подсчитывая. – Да, полагаю, этого срока будет вполне достаточно.

Ожидание было мучительно. Физик сделал то, что обещал, и теперь мог в любой момент подойти и сказать: «Милая Зоя, пора нам поговорить серьезно…»

А что ответит она? Что это была шутка? Или – что ошиблась в себе самой? Был такой момент, когда ей показалось, что не станет она больше думать об упрямом и глупом капитане Устюге, а на самом деле все еще думает о нем, и конца этому не видно. Но что бы она ни ответила, все будет не то – плохо, неправильно, хотя и ложью не будет.

Ах, как она сейчас ненавидела себя – и за тот разговор, и за теперешнюю трусость. И в конце концов не выдержала: Карачаров не подходил, и она сама решила пойти навстречу неизбежному разговору.

На этот раз она пригласила Карачарова на контрольный осмотр – словно бы автоматика не давала достаточно точной картины.

А он – отказался.

– Что вы, доктор, – сказал он, глядя на нее (и лишь в глубине его глаз угадывалось смятение). – Я чувствую себя великолепно. Да и дел невпроворот. Вот закончим – тогда, может быть…

Можно было вздохнуть облегченно. Зоя же, как ни странно, обиделась. Что он – испугался? Или судьба ее такова, чтобы ею пренебрегали?

А он и в самом деле испугался. Ему нужно было любить издалека, мечтать и терзаться. А взять на себя ответственность он боялся. Ему и в голову не приходило, что можно, наоборот, не только не брать ответственности на себя, но просто переложить ее на чужие плечи, женские, переложить ответственность даже и за себя самого. Он испугался: столько важнейшей работы было сейчас, и все остальное – некстати. Доктор Карачаров был из тех, кому нужна поддержка в беде, а в счастье он забывает о других и не стремится заручиться поддержкой на дальнейшее. Обычная ошибка людей, которым слишком часто везет.

Так они и разошлись на этот раз – ничего не решив, не выяснив, не успокоив ни себя, ни другого. И все же она чувствовала, что чем-то осталась ему обязанной, что это еще не конец. Глупо, конечно, но мало ли глупостей делают люди в своей жизни? И никто их не считает.

– Доктор, – сказал Еремеев, и физик удивленно обернулся: Валентин давно уже ни с кем не разговаривал и неохотно отвечал даже на вопросы.

– Я вас слушаю.

– У меня к вам просьба.

Это было за обедом; все сидели за столом и сейчас глядели на Еремеева.

– Просьба? Ну, пожалуйста… – Карачаров недоуменно посмотрел на окружающих.

– Вряд ли, – сухо сказал капитан, – следует отвлекать доктора именно сейчас.

– Да, да, – подтвердил физик. – Куда лучше было бы потом.

Теперь все глядели на Еремеева с осуждением.

– Доктор, – сказал Валентин упрямо. – Позвольте мне быть там вместо вас.

Все поняли, где это – там.

– Это ведь опасно, – сказал Еремеев. – Так, доктор?

– Да нет, что вы, – пробормотал физик. – С чего вы взяли?

– Я знаю, – сказал Еремеев. – Там в этот миг будет опасно. Значит, наибольшей опасности станете подвергаться именно вы, так? – Он перевел взгляд на женщин, и они согласно кивнули ему.

– Это было бы логично, – сказал физик, – если бы кому-то что-то угрожало. Но никакой угрозы нет.

– И все же, позвольте мне.

– Правда, доктор, – сказала актриса. – Валя прав: зачем рисковать вам? Ведь, если с вами хоть что-то случится…

Негромкий гул прервал ее: все вдруг представили, каково им будет, если с физиком что-то случится.

– Капитан! – молвил Петров. – А ваше мнение?

– Я не стал бы возражать, – ответил Устюг.

– Нет! – категорически заявил Карачаров. – Ведь я один знаю, что надо делать.

– Надо нажимать кнопки, – возразил Еремеев. – Я не вызывался конструировать или что-нибудь в этом роде. А нажать кнопки смогу и я.

– И все же нет, – нахмурясь, повторил физик. – Я очень, очень благодарен вам. И ваши побуждения, они… они… Ну, одним словом, понимаете, я этого не забуду. Но я должен все сделать сам. И не бойтесь: ничего со мной не случится.

Он встал, резко отодвинул стул.

– Ничего, – повторил он. – Но вы сделали еще что-то для того, чтобы день этот оказался счастливейшим в моей жизни. Эксперимент удастся, в этом у меня нет сомнений, и пройдет без неожиданностей.

– Вы ручаетесь? – спросил Петров.

– Не я, наука.

– А если вы пострадаете, кто за это ответит?

– Я не пострадаю, – пообещал Карачаров. – Ну, пора.

– Мы проводим вас, – сказала Зоя, и все стали вставать.

– Минутку, – остановил их капитан. – Вера, я просил…

– Я выполнила, капитан.

Вера нагнулась и взяла с пола бутылку вина. Капитан разлил вино в предназначенные для кофе чашки.

– За ваш успех! – сказал он физику.

Чашки негромко звякнули.

Физик поставил свою на стол, не прикоснувшись к вину.

– Я выпью потом, – сказал он.

Секунду длилось молчание. Карачаров коротко кивнул, улыбнулся и, как всегда стремительно, направился к выходу.

– Всем занять места в коконах! – приказал капитан. Ответом был недовольный гул.

– Всем занять места! – повторил он. – Как бы ни был уверен доктор, мы должны принять все меры предосторожности. Возможна частичная разгерметизация, если взрыв окажется сильнее, чем мы предполагаем. Доктор будет работать в скафандре. У вас в коконах – автономная система дыхания.

Он проследил, чтобы все разошлись по каютам. Вера прошла, заглядывая в двери, и успокоенно кивнула капитану.

– Как твой больной?

– Чувствует себя хорошо. Меры безопасности приняты.

– Теперь твоя очередь.

Затем он поднялся в центральный пост, откуда можно было контролировать весь корабль.

– Доктор, вы на месте? – спросил он по унифону.

– У меня все в порядке.

– Ждите сигнала.

Устюг переключился на инженерный пост.

– Рудик, у тебя?..

– Накопители полны. Все в норме.