– Наденьте этому человеку наручники.

– Мне наручники? – удивился «франт» и указал на чемоданчик.

– Я подменил чемоданчик. Ваша бомба у меня, а от моей вреда никому не будет.

– Врёте!

– Проверьте. Я не обманщик и не мошенник. Я даже свою визитную карточку положил в этот чемоданчик.

«Франт» побледнел.

– Прекратите болтать, мешаете, – возмутился сосед Филипса.

– О, извините, – ответил Филипс.

И они просидели до самого конца представления. «Франт» тоже прослушал его до конца, только хлопать не мог, потому что был в наручниках.

Филипс послал в Варшаву такую телеграмму:

«Вторник. Продать жеребёнка. Сто метров атласа, сто шёлка, сто бархата».

А расшифровывалось это так:

«Арестовать мальчика. Сто полицейских должны встретить его на вокзале, сто – конвоировать, сто – охранять в тюрьме».

В полиции удивились:

– Наверное, какая-то ошибка. Подождём следующей телеграммы.

Они надеялись получить более точные указания: Филипс обычно посылал несколько телеграмм. Если одну перехватят, то особой беды не будет.

Но больше телеграмм не было. А уже вторник. Люди удивляются, с чего это на вокзале столько полиции. Подходит поезд. Полицейские ждут, присматриваются к приехавшим.

Филипса всё нет, а из вагона первого класса выходит Кайтусь с повязкой на лбу.

– Стой! Кто тебя ранил?

– Никто. Поезд потерпел крушение, и я поранился.

– А где отец и мать?

– У этого поезда не было отца и матери.

– Давай без шуточек. С кем ты ехал?

– С Филипсом. Он едва успел мне представиться.

– Почему?

– Потому что отбросил копыта.

– Надеть ему наручники!

– Пожалуйста.

Начальник охраны в бешенстве.

– Что всё это значит? Пусть жеребёнок отчаянный и наглый, но сто человек на одного мальца – не слишком ли?

Отослал он своих людей обратно в казарму, а сам вместе с Кайтусем сел в тюремный фургон.

Поехали.

– Садись, чего стоишь?

– Да нет, я слежу через решётку, чтобы не слишком далеко меня завезли, – отвечает Кайтусь.

– Куда это ты собрался?

– Да уж не в тюрьму – домой. Что-то вы чересчур любопытничаете.

Кайтусь вроде и шутит, но на душе у него тревожно.

«Какое прощание, такая и встреча с родным городом», – грустно улыбнулся он.

– Ну хватит.

Глубоко вздохнул Кайтусь, глянул себе на руки, на руки конвоиру. Нахмурил брови. Прошептал веление.

– Чего ты на меня пялишься?

– Сейчас узнаете.

Повторил Кайтусь веление.

– Приятного путешествия, – произнёс он и открыл дверь тюремного фургона.

Начальник охраны в наручниках и с кляпом во рту на рысях едет в тюрьму, а жеребёнок ускакал.

Только теперь самонадеянный зазнайка понял, что Филипс был прав.

В Варшаве ничего не переменилось. Те же магазины и кинотеатры, так же на тумбах висят афиши, так же спешат прохожие.

Ничего не переменилось, только Кайтусь стал другим.

Проходит он мимо своей школы. Остановился у ворот, послушал.

Надел шапку-невидимку, заходит во двор.

Смотрит на одноклассников. Подросли. Дети, что они знают! Играют, бегают друг за дружкой, толкаются, беззаботно смеются.

«Неправда! У них свои – детские – печали, горести, обязанности».

Скривился Кайтусь: увидел своего двойника, тот играл в классы. Какой жизнью живёт этот странный морок, которого он сам создал? Почему так раздражает и тревожит он его? Ведь Кайтусь же сам так захотел.

«Пойду. Нечего мне тут делать».

Отворил Кайтусь калитку.

– Эй, кто там? – удивился сторож.

Невидимый Кайтусь вышел на улицу, а сторож за ним.

А улицу как раз переходил какой-то мальчик.

– Ты чего тут шляешься? Зачем калитку открываешь?

– Я вовсе не открывал. Чего вы ко мне прицепились?

– Поговори ещё, враз уши надеру. Марш отсюда!

Кайтусь заметил, как возмущённо блеснули глаза мальчика. Вспомнил, сколько раз вот так же несправедливо и его обвиняли.

Что нужно сделать, чтобы люди верили друг другу? Необоснованные подозрения толкают отомстить, а недоверие убивает в человеке откровенность.

Вот если бы можно было всё говорить всем!

На глазах у Кайтуся даже слёзы сверкнули.

Он тут же перескочил через ограду, вернулся в школьный двор. А тут как раз и звонок на урок. Пользуясь суматохой, Кайтусь уничтожил двойника. Снял шапку-невидимку. Стал снова собой.

– Теперь я опять Антось!

И Кайтусь побежал в свой класс. Погладил, словно верного коня, парту. Встал, когда вошёл учитель. Вынул из портфеля учебник и тетрадку. Внимательно слушает. Он словно забыл обо всех своих приключениях. И урок, обычно такой скучный, пролетел, как одна минута.

Конец занятий. Кайтусь сбежал по лестнице, внизу встретил воспитательницу.

– Антось, что у тебя на лбу?

– Да так, ничего.

И вот он уже на улице, вот уже дома, вот уже мама. Кайтусь бросился к ней на шею, крепко обнял.

– Мама! – только и смог воскликнуть он.

– Что с тобой? Что случилось? Что у тебя на лбу?

– Да ничего.

Но мама не отстаёт.

– Да ничего особенного. Ударился.

– Антось, скажи правду.

– Ну поезд сошёл с рельсов. Не читала разве в газете?

– Какой поезд? Что ты несёшь?

– Да шучу я, шучу. Когда папа вернётся? Опять мы будем вместе. Так мне плохо, когда с вами расстаюсь.

– Подумать только… А кто же тебя гонит, что ты и минуты дома не посидишь?

– Что нового у нас?

– А нового только то, что утром я готовила кофе, а сейчас варю суп.

Мама ведь не знает, что утром в школу пошёл двойник, а вернулся настоящий Кайтусь.

– Мам, а тебе не хочется поплыть в дальнее путешествие на пароходе?

– А кто тогда будет штопать тебе чулки? Вон какую дыру продрал.