Сравнялись с Поповым. Он выиграл – два туза. Сгреб карты и банк со стола. Смотрю на него, привыкаю к его жестам, мимике. Резкий. Даже порывистый. Думает и решения принимает быстро, тут же действует. А вот Иванов расслаблен. Вял. Только глаза щурит. То ли от плохого зрения, то ли манера такая. Но он явно не шулер. Или, как еще сейчас говорят, не рыцарь. И играет не ради выигрыша, как и я, впрочем.

Купец ловко разбрасывает карты по кучкам. Снова делаем ставки. Я отпиваю глоточек коньяку, Роман Андреевич кончиками ногтей барабанит по картам. Чуть бы сильнее – и на мягком картоне останутся отметины. Для чутких пальцев карточного каталы такие знаки – как открытая книга. Десяток конов одной колодой, и он всю ее прочитает.

– А вы, Герман Густавович, простите великодушно, по какой части? – Вору скучно. Его время еще не пришло. – Вот, знаете ли, смотрю на вас и признать не могу…

– Служу, – чуть-чуть пожал плечами я. Понимай, мол, как хочешь. Осанка у нас с Морицем – кое-кому из военных на зависть. – А вы? Если не секрет.

– Отчего же секрет? – Добрые лучики в уголках глаз. Забавляется. Упивается своей тайной. – Я, милостивый государь, по финансовой части. Александра Степановича не спрашиваете? Никак признали?

– Нет, не признал. Я в этих краях человек новый. Сегодня только прибыл из Санкт-Петербурга. Бывали там?

– Да-да, конечно. – Сразу верю. Бывал. И что-то у него со столицей связано. Неприятность какая-то. Уж не прячется ли он у меня в Томске от кого-нибудь? – А сюда же как? В этот, так сказать, салон?

– Скучно, – признался он честно. – Велел кучеру, тот и привез.

– Это оно да. – Хороший у Попова голос. Зычный. С таким на рынке одно удовольствие товар расхваливать. – К госпоже Бутковской ныне стало модно ездить.

– А ведь нашего Александра Степановича в Сибири всякий знает. У него ведь в области сибирских киргизов и рудники, и заводы. И вот увлечение этакое невинное. – И Иванов вдруг добавил по-французски: – Ну вы меня понимаете.

– Понимаю, – отвечаю на том же языке. – У самого так же. Люблю время от времени посидеть…

– Полностью согласен. – Ого! Это уже английский. Вор-полиглот? Или что-то в этом мире пошло не так и колоть татуировки стало модно и среди аристократов?

– Ну нет, Роман Андреевич. Этого языка я не ведаю…

Торговлю снова взял Попов. Смотрим карты. Стрит без одной. Или, если поменять две, – флеш. Для стрита нужна десятка. Их в колоде четыре. А одной масти – тринадцать. Вероятность больше. Скидываю две. И ура!

Опять целую минуту заставляю себя разглядывать карты и прячу. У меня четвертая сверху комбинация. Из тех, что реально возможны для второго кона. А о том, что во время игры вероятность «собирания» вырастает, знают все настоящие покерманы – опасаться стоит только фула. Ну, быть может, – каре.

По ощущениям, у вора что-то небольшое. Вроде тройки. У Попова получше. И скидывал он одну. Стрит или фул? Или… Господи! Весна же! Обострение! Что у него?!

Торгуемся. Купец азартно, мы с вором как бы нехотя. Да и то Иванов сравнительно быстро пасует, оставляя соперничать нас с Поповым. Подравняли ставки на трех с полтиной рублях. Открываем. Весна. У купца пара – семерки и тройки.

– Экая битва умов, – делано восторгается Роман Андреевич. – Вот за что люблю эту игру! Психическая сила и упорство! И вера в собственные силы.

– Один известный мне господин… – Двигаю выигрыш к бокалу с коньяком. Беру колоду. – Мы прежде часто игрывали с ним за одним столом… Так он утверждал, будто бы покер, как ни странно, – это вовсе не карточная игра, хотя и играется с помощью обычной колоды.

– А что же это, простите? – Купец не слишком разговорчив, но тут заинтересовался. И отвел глаза от моих рук.

– Он говаривал, что ежели взглянуть шире, то покер – это игра инвестиций и управления рисками.

– Что-то в этом есть, – кивает Попов. – Никогда не думал этак-то вот. Удивлялся еще, отчего это в Бостоне чуть ли не всякий промышленник сей игрой увлечен…

– А вы не в банке ли изволите служить, Герман Густавович? – Вор тоже заинтересован. Только совершенно другим. – Ходят слухи, в Томске отделение Государственного банка откроют вскорости. Так уж вы, знаете ли, про инвестиции и риски привычно вымолвили…

Смеюсь и тянусь за коньяком. Успеваю заметить, с какой завистью следит за моей рукой Александр Степанович. Зову прислугу, заказываю всем по бокалу. Гера шепчет в ухо, мол, если вызвать Карину, так и платить не придется. Скупердяй он и есть скупердяй. Копеек пожалел.

– Нет, милейший Роман Андреевич. Никакого к Госбанку отношения не имею. Но в инвестициях действительно волею судеб разбираюсь.

– Сейчас многие…

Купец недоговаривает. Занят напитком. Но я его понимаю. Он абсолютно прав. Обе столицы с ума сходят по акциям и биржевой игре. Аристократы кинулись вкладывать деньги в ценные бумаги. Очень уж завлекательной кажется идея, ничего не делая, получать прибыль.

– И куда бы вы рекомендовали, Герман Густавович? Позвольте догадаюсь… Неужто и вас привлекли идеи туземного молодого губернатора? Сейчас, как изволил выразиться наш Александр Степанович, многие внимательно следят за его превосходительством. Но это какие же деньжищи нужны! А вот что делать нам, у кого капиталы изрядно скромнее?

– Англия, – опускаю глаза на его перстень. – Мне достоверно известно, что там непременно найдется куда инвестировать. Даже смешно, ей-богу. Акции эти – всего лишь бумага, отпечатанная типографским способом. А под нее в Англии и кредиты дают, и акции продают в их залог…

– Очень интересно. – Иванов убирает руки со стола. – Вы наверняка и банки знаете, что этаким безрассудным делом заняты?

Конечно, знаю. И радостно об этом сообщил. Overend, Gurney & Co. Один из крупнейших банков Британской империи. Мне младший Асташев о нем все уши прожужжал. Какие они молодцы, рассказывал. Мол, как это они хитро придумали, когда под залог уже имеющихся акций кредиты в Английском банке брали и новые акции покупали. Так, мол, всю страну скупить можно. Я гвардейского ротмистра тогда вот о чем подумать попросил: а что будет, если пирамида из кредитов рухнет? Вот допустим на миг, что случился кризис. Стоимость акций упала или Британия в серьезную войну ввязалась, и стоимость денег резко выросла. Частные держатели счетов в этом непомерно раздутом банке пришли за своими деньгами и выяснили, что богатств никаких не существует. Только тонна макулатуры, купленная под обеспечение другой макулатурой. Мало, что ли, таких случаев на моей памяти в той, прошлой жизни было? Один ипотечный кризис в первое десятилетие двадцать первого века чего стоит.

И потом еще размышлял. Думалось, что вот нужно мне и паровозы, и станки всевозможные в Европе покупать. Они, гады, не откажут. Только цены заломят такие, что дорога моя сразу в два раза в цене подскочит. А вот как было бы чудно, если бы в один прекрасный момент эти их товары вдруг обесценились. И ведь сделать-то это совсем не сложно. Законов, всерьез регулирующих хождение ценных бумаг, еще как таковых ни в одной стране нет. Что стоит напечатать пару тысяч бумажек в типографии и толкнуть потихоньку? Это ведь неминуемо доверие к бумагам подорвет. А там и до кризиса недалеко…