И надо же такому случиться, что именно в этот день и час полковник Суходольский обсуждал с командирами сотен казачьего полка и старшинами поселений вопросы переселения в Южно-Алтайский округ. Причем Стоцкий, заявившийся без предварительной договоренности в штаб, застал самое начало второй, обязательной для любой мужской компании части обсуждения – банкета. Так-то новый полицмейстер спиртным не увлекался. Рюмочку-другую по светлым праздникам, не более того. Но с хорошими людьми, да под интересные рассказы, как-то само собой вышло. И нашего правдолюба в итоге повезли домой в состоянии «давай споем» и с твердым убеждением, что выпало ему наконец-таки служить при нормальном начальнике.

Когда несколько дней спустя Фризель поручил Стоцкому встретить и обустроить прибывающих в Томск инженеров Чайковского и Штукенберга с семьями, полицмейстер уже знал, как нужно отвечать на расспросы приезжих. А гости, приятно удивленные качеством предоставляемых им внаем квартир в новеньком доходном доме, любопытства своего не стеснялись.

Дом, первый из двух заложенных Гинтаром, наконец достроили. И даже частично уже заселили. Один флигель полностью забронировал Менделеев для ученых. Квартиры там оставались пустыми, что вызывало раздражение господ чиновников и скандалы их жен, которым пришлось ждать сдачи второго строения. Неожиданно стоквартирный дом оказался слишком маленьким для всех желающих. Ладно хотя бы верхний, считающийся непрестижным, этаж никто не делил. Там нанятый фондом комендант, отставной военный, устроил настоящее общежитие для самых младших, что подразумевает самых бедных, служащих губернского правления. Писари, журналисты и посыльные жили там по пять, а то и по шесть человек в комнате, но никто не жаловался. Плата оказалась ниже среднегородской чуть ли не в два раза.

Второй дом застеклили после Рождества и начали внутреннюю отделку. Строился он по тому же самому проекту – три этажа, сто квартир, но заявок у Гинтара уже набралось чуть ли не четыре сотни. Все тщательно взвесив и подсчитав, мой бывший слуга выкупил у города еще два участка. Один – на деньги фонда, другой – на личные средства. И всю зиму активно скупал строительные материалы. Тем же самым занимались еще Менделеев – для здания томских технологических лабораторий, и Тецков с Тюфиным – для речного порта. Владельцы кирпичных заводиков потирали руки, подсчитывая прибыли, и хихикали, наблюдая «битвы» покупателей за каждую следующую партию. Это они еще не знали, что к осени должны быть готовы здания обоих банков – нашего с Асташевыми и государственного, а также два правления: томских железных заводов и Западно-Сибирской железной дороги. Были бы у меня свободные средства для инвестирования, я бы тоже кирпичный завод организовал.

Гинтар еще похвастался, что успел до начала строительного ажиотажа выкупить половину доли стекольного завода Исаева. Целых две тысячи серебром отвалил. Откуда он только деньги берет? Неужели всю жизнь копил? Или компаньона нашел? Еще и новые цеха пристраивает, сразу с паровой машиной. Заказов на стекло много стало, да еще Куперштох из Каинска банки заказал. Пока немного, на пробу. Всего тысячу. Хочет образцы в Туркестан отвезти, тамошним военным интендантам показать. Слышал будто бы, что там от плохой еды солдатики животами сильно маются.

Миша рассказал, что в губернскую столицу стали съезжаться строительные артели со всей округи. И заявки на поставку стройматериалов стали подавать хозяева бердских, мариинских и колыванских предприятий. Рейсы пароходов расписаны чуть ли не по часам до самого ледостава. Чаеторговцы, прежде заполнявшие баржи целыми горами товаров, теперь бегают за пароходовладельцами, выпрашивают тягачи до Ирбита. Дмитрий Иванович под такое дело заказал еще одно судно на английских верфях в Тюмени, но, когда его построят, одному господу известно. Пока Тецкову даже аванс заплатить не с чего…

Но это Миша уже потом поведал. Когда Гинтар отправился дать распоряжения насчет ужина, а мы с Карбышевым закрылись в кабинете. Был у меня вопрос, который не хотелось задавать при седом прибалте. Стеснялся его, что ли. Конечно же – о Карине Бутковской. О том, что ее заведение успело прославиться на весь город, я уже догадался. Но мне было гораздо интереснее то, как она вообще устроилась. Не обижает ли ее кто-нибудь. И будет ли она рада меня видеть. После лживого кукольного Санкт-Петербурга хотелось чего-то такого… Теплого… Пусть не настоящей любви, но хотя бы искреннего участия.

Миша удивился. Да еще так, что я сам удивился его удивлению. С минуту пялились друг на друга, как два барана, ожидавших увидеть новые ворота, а обнаруживших друг друга.

– Так ведь… ваше превосходительство. Ириней Михайлович, конечно, оно лучше поведал бы… Но, ваше превосходительство, Герман Густавович, разве вы не давали распоряжений Гинтару Теодорсовичу оказывать мадемуазель Бутковской финансовое вспомоществование из ваших средств в случае каких-либо затруднений? Вареж… Господин Пестянов, когда у Карины Петровны недостаток вышел, сразу же к Мартинсу побежал. И тот не отказал. Оттого и вышло и усадьбу большую выкупить, и все там по-европейски обустроить.

– Да-да, Миша. Что-то такое припоминаю, – вздохнул я, начиная догадываться, откуда у старого слуги берутся деньги. Игорный бизнес не может быть убыточным. Особенно под «крышей» жандармов и региональной администрации. А не отказав в помощи, хитрый прибалт скорее всего попросту вошел в долю с сударыней Бутковской. И судя по последним покупкам, дела у них с полячкой шли более чем хорошо. Этакий, едрешкин корень, глобализм. Польско-латгальское совместное предприятие в дебрях Западной Сибири. А я-то, дурень, стеснялся показать, что близко знаком с владелицей клуба. Забыл, что в моем родном городе народишка всего ничего живет – едва ли больше двадцати тысяч. Вот князь Костров с Алтая вернется, поручу ему перепись устроить. Интересно же.

Секретарь показал тайник, в котором хранились «сгоревшие» при обыске у Лавицкого векселя, и вышел дожидаться доставки местных нигилистов. А я пошел умыться с дороги да переодеться. Успел еще в арсенальную зайти, посмотреть, как Артемка винтовку Генри и подаренное государем «для сравнения» ружье Ремингтона в пирамиду пристроит. Коллекция оружия росла и уже вызывала чувство гордости. Китайских фитильных фузей, например, я даже у царя не видел.

В приемную, где у стеночки под присмотром дюжего полицейского и Миши Карбышева сидели двое знаменитых в будущем сибиряка, мы вошли вместе с Апанасом. Белорус интересовался моими пожеланиями касательно меню на ужин. Почти не задумываясь, заказал пельмени.

– Соскучился, – пояснил всем сразу. – У государя в Гатчинском тоже подавали, но не то. Нет там настоящих…

Слуга кивнул и ушел. Я взмахнул рукой, приглашая нигилистов в кабинет, и сильно удивился, когда они оба, что Потанин, что Ядринцов, и не пошевелились. Глаза таращили, головами вертели, отслеживая мои перемещения, но гм… штанов от стульев не отрывали.

– Что это они? – хмыкнул я. – Примерзли?

– Оне опасаются, ваше превосходительство! – гаркнул городовой. – Никак измыслили, что их нынче судить станут.

– Вот еще, – фыркнул молодой – Ядринцов. Сколько ему? Лет двадцать? Двадцать пять? Статейки его в «Губернских ведомостях» читал. Молодец. Литературный талант – однозначно. Ему бы еще правильные мысли в голову вложить, так цены бы не было. Может быть, его с Василиной моей познакомить? Может, она как-нибудь по-своему, по-женски повлияет. А то второй, который вроде бы мой ровесник, Потанин, плохо на младшего влияет. Сибирскую Федерацию им подавай. По подобию Американских Соединенных Штатов. Еще чего не хватало! Второго оплота демократии в долларовом эквиваленте мне тут не надо.