– Да? – В голосе моего новоиспечённого хозяина вопросов было куда больше, чем ответов. Он даже немного дрожал.

– А ваши документы?

Раздражённо вздохнув, парень полез в карман и свою тёмно-синюю корочку протянул усатому. Я даже на цыпочки привстала, заглядывая ему через плечо. Марко Бьянки – так звали моего неожиданного спасителя.

– А документы на… собственность?

Мне показалось, усатый запнулся перед этим словом, и больших усилий стоило скрыть едкую усмешку, которая была очень не к месту сейчас.

– В машине забыл. – Кажется, в знакомых у Марко была какая-то очень забористая стерва, потому что лицо, которое он состроил, было не передать словами. Хотя мне, как бывшему работнику общепита, было слишком хорошо знакомо и выражение это, и интонации. – Ещё вопросы есть?

– Ну ладно.

Видно было, что полицейский уже потерял запал, хотя всё ещё старался держать лицо, но интереса в нём больше не осталось, только желание поскорее скрыться куда-нибудь, как это обычно бывает в таких случаях.

– Сумасшедшая! Без головы! – сразу же накинулся на меня «хозяин», едва только усатый исчез подальше с глаз. – Ты б меня ещё родной мамкой обозвала – он и то бы легче поверил! Какого чёрта вообще?! Что мне делать с тобой теперь?!

– Простить и отпустить? – сбивчиво предположила я, бестолково переминаясь на месте, переживая, что он орёт.

Неожиданный спаситель, очень недовольный своим нынешним статусом, уже воздуха в грудь набрал, чтобы выдать очередную тираду гневную в ответ на эту наглость, но его заглушил мой урчащий живот.

– А ты замолкни вообще, тебя забыли спросить, – щёки мигом залило краской, и я хлопнула по платью, стараясь унять эти страшные звуки из преисподней.

– Понял, – трагически вздохнул Марко. – Пойдём, для начала накормлю тебя.

Я улыбнулась. Значит, всё-таки человек.

– Всё в толк не возьму, как они поняли?

Кафе было тихое и уютное, с плетёными стульчиками и видом на парк далеко внизу, в выемке меж холмами. Там ещё ходили люди, притворявшиеся людьми, ели мороженое, слушали музыкантов. И Ланкмиллер, уже наверняка спустивший с цепи своего Генриха, тоже, скорее всего, был там, далеко внизу. Я перенервничала, и в ответ на это, как и всегда, во мне проснулся просто нечеловеческий аппетит. Это казалось жутким, потому что нормальным людям в такой ситуации и крошка в горло бы не полезла.

Я же доедала шестой кусок пиццы с сыром и размышляла вслух.

– С чего этот усатый взялся подойти именно ко мне? На площади столько людей, целая толпа ещё…

– Шутишь, что ли? – Марко высоко поднял брови, будто я над ним сейчас издеваюсь. – У тебя вся шея в синяках и засосах, да и запястья не лучше, – смущаясь, сообщил он. – Абсурдом было бы к тебе не подойти и не спросить документы.

– Мх!.. – я с силой хлопнула себя по лбу.

Надо же было так просчитаться. «Если буду вести себя естественно, никто не заподозрит…» Дура! Вот же моя визитная карточка, прямо налицо. Эх, Кэри, как хорошо ты постарался со всем этим. Усложнил мне задачу до невозможного.

Я исподлобья глянула на Марко, тихонько пытаясь потянуться к седьмому куску. Невольники вообще разные бывают по роду деятельности, но относительно моего глупо было бы сомневаться, особенно после его осторожного замечания.

Так это странно: сижу в кафе, объедаюсь с человеком, о существовании которого я часа два назад даже не подозревала. А он исподволь изучает карту моих постельных утех, вплоть до каждого грубого поцелуя.

В голове было пусто, я до сих пор не верила в это своё немыслимое везение, сидела, как сломанная кукла, с пустым взглядом, щёлкая ногтем по стакану с соком.

– Ну вот что, – парень решительно поднялся, – если ты уже доела, прогуляемся! Проветрим голову, ты выговоришься, я выговорюсь. И придумаем, что с тобой делать. Идёт?

Я охотно кивнула.

Часа, наверное, два, а то и три мы просто бестолково бродили по улицам, что было само по себе и странно и восхитительно, потому что я нигде не видела улиц уютнее и красивей, чем в Виктории. Ласковый вечерний свет полз по ним медленным рыжим бархатом, опоясывая вытянутые тени. Фонтаны с цветными брызгами, кофейни на открытом воздухе. На углах улиц, во внутренних дворах за заборами расцветали кусты сирени. Казалось, что тот ужас сегодня на площади произошёл не здесь, а где-то далеко, вообще в другом мире.

Бьянки рассказывал, как так вышло, что Виктория пала под натиском работорговцев и вынуждена была открыть округ. На деле всё началось ещё давно.

В аппарате местного госуправления постепенно скопились люди вроде мучителя, которые целые гаремы тайно держали в вольном государстве. Ходили даже слухи, что в Виктории обосновался один из владельцев «Змеиного зуба», которому, конечно, запрет иметь невольников стоял поперёк горла. Если это действительно так, тогда в том, что Виктория закончила столь печально, нет ничего удивительного.

«Змеиный зуб» – всемирная организация по торговле людьми, чьё имя было слишком хорошо известно тем, кто оказался «по ту сторону». Все сделки с людьми проходили через неё, и если бы это была только торговля: в реальности на их счету часто оказывались и шантажи, и похищения, и мошенничество. Родившись в свободной семье, я до сих пор не могла вспомнить, как именно попала к ним. Но по сравнению с тем масштабом, который был им доступен, всё это было мелочью. Подёргать за нужные ниточки, надавить на кого следует, сделать вольный регион рабовладельческим – такая ерунда для того, кто почти безраздельно владеет миром. Виктория всё время стремилась быть независимой от Анжи, но это же сделало её слабее.

– Ладно, хватит о политике. Сделанного не воротишь, – увидев, что я приуныла, Марко хлопнул меня по плечу с размаху. – Твой-то хозяин как, жестокий?

– Сравнительно с сегодняшним палачом на площади – не очень…

– Ну, знаешь ли… Нет, она ещё и объективно судить пытается! Есть такие хозяева, которые со своих невольников пылинки сдувают, потому что понимают, как это тяжело – так жить.

– Если понимают, что ж тогда не отпустят? – мрачно фыркнула я, складывая руки на груди.

– Не все стремятся к такому исходу. – Взгляд у Бьянки был снисходительный, тон терпеливый, будто он разъяснял ребёнку очевидные вещи. – Если ты с рождения живёшь так, откуда ты знаешь, что такое свобода? Ты знаешь только, что такое хозяин и что такое приказ. Многим после вольной грамоты даже податься некуда, только если в петлю или в подворотни.

Я шла рядом с ним притихшая, немного даже оглушённая сказанным. Кажется, такой разговор у меня сегодня уже был, только вот с другим человеком. Вот, значит, что Ланкмиллер пытался сказать. Вот откуда берётся эта преданность к хозяину, бывшая до сих пор для меня загадкой. В их жизни просто нет больше ничего, кроме хозяина, поэтому некоторые так сильно бояться его терять.