Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Много раз замечала за собой, что могу помогать только тем, к кому испытываю уважение. Спокойно прохожу мимо попрошаек на улице и в интернете. Всем банкам, коммунальным службам и авиалиниям, которые периодически предлагают мне поучаствовать в какой-нибудь гуманитарной акции, я строго пишу, чтобы перестали слать мне подобный спам. Если на работе коллективно собирают деньги для детей Анголы, я присоединяюсь, только если совсем неудобно отмазываться на публике. А тот, кто вынуждает меня поучаствовать в массовых благотворительных акциях «ради приличия, потому что мы все участвуем», запросто может нарваться на грубость. Вряд ли когда-нибудь мне придет в голову идея взять под опеку африканскую деревню.
Но и у меня есть свой опыт благотворительности. Однажды, еще в России, я пришла в гости к бывшему начальнику. Оказалось, у него только что был обыск налоговой полиции. В любой момент его могли арестовать за то, что он открыл в нашем городе независимый профсоюз, при котором работала касса взаимопомощи. С точки зрения контролирующих органов это было подозрительно. Почти целый год совершенно бесплатно я помогала этой организации составлять аппеляции в разные инстанции и переделывать учредительные документы. Я писала статьи в газету, принимала и успокаивала потенциальных вкладчиков. Зачем? У меня было чувство, что «наших бьют», а я в таких случаях на все способна. В итоге бывший начальник стал очень успешным бизнесменом и даже депутатом Государственной думы.
Моя хельсинкская подруга Алина как-то решила избраться в городской совет. Я раздавала листовки, агитировала, ходила на митинги и махала транспарантами, хотя в общем-то мне было мало дела до финской политики.
Все, кому я помогала, бесспорно, справились бы сами. Но я чувствовала, что, поддерживая «своих», я как будто-то восстанавливаю справедливость и в мире в целом, и по отношению к себе в частности. Если все разрешается благополучно, кажется, что это была моя собственная победа.
То же самое и сейчас. Эрик – «свой», я знаю, он не попросил бы помощи просто так. Ну и потом – писать государственную программу очень интересно: одним из ключевых пунктов нашего предложения было выделение больших государственных субсидий на развитие космонавтики и формирование мощной армии. Через пять лет она должна была полететь колонизировать Землю.
После завершения лекций по макроэкономике нас ждала Южная Африка. Это была моя вторая поездка, и я уверена, не последняя. В первый раз я была там в командировке по делам KPEY совершенно одна и сильно напуганная инструкциями по безопасности. Во второй раз нас было много, охрану обеспечивал университет Претории, но из-за беременности самые интересные развлечения (коктейли и шашлыки на природе, сафари и экскурсии в тауншипы [69] ) оказались мне недоступны. Пришлось довольствоваться лекциями в университете, музеями, визитами в крупные корпорации и отдыхом в спа.
В 1994 году пал апартеид, и к власти в ЮАР пришло местное правительство. Как мне объяснили, почти сразу же белые семьи покинули центр Йоханнесбурга, переехали жить за город. Все, кому было что терять и охранять, окружили свои поселения и офисы колючей проволокой и проводами под напряжением.
Во время моего первого визита, в 2007 году, офис KPEY больше походил на тюрьму. По улицам города белые люди не ходили, а передвигались на машинах от одной подземной парковки к другой. Многие из моих коллег не бывали в центре Йоханнесбурга с 1993 года. Несмотря на все это, ЮАР показалась мне тогда очень романтичным местом. ВЕЕ [70] только анонсировали, и никто не мог предположить, как же эта программа будет реализовываться. Один из клиентов KPEY , африканский филиал немецкой компании, попросил помочь организовать работу с учетом новых требований законодательства. В скором времени примерно половина собственности крупных предприятий и столько же руководящих позиций всех уровней должны были принадлежать представителям «черной экономики». В то время владельцы бизнеса еще только задавались вопросом, где взять квалифицированный персонал из числа коренных жителей, чтобы выполнить эти требования и не лишиться лицензии, и по какой цене передавать акции и опционы, если понятно, что серьезных денег у потенциальных покупателей нет.
В конце 2010 года, когда я приехала во второй раз, ВЕЕ действовал, можно сказать, на сто двадцать процентов, за его неисполнение грозили очень серьезные санкции. Объявления о приеме на работу начинались с заголовка Affirmative Action . Это означает, что кандидат должен быть чернокожим, желательно женщиной, а еще лучше инвалидом. Здоровым белым мужчинам найти работу было очень сложно, а руководящую – практически невозможно. Многие белые семьи уехали в Англию или Австралию. Чтобы выполнить требование закона о равномерном представительстве всех рас и меньшинств в руководстве компаний, специально для коренного населения создали множество отделов и департаментов по «связям с общественностью» или по «контактам с персоналом» и в каждый назначили по нескольку вице-президентов и директоров. Во многих компаниях ситуация напоминала фарс, ведь, стоит такому работнику чему-нибудь научиться, даже просто выучить грамоту, его сразу же сманивали в соседнюю фирму на более высокую должность, чтобы соблюсти закон.
Кстати, проблема неграмотности – совсем не преувеличение. Несколько раз водители нашего автобуса не могли сориентироваться по карте, пропускали нужный поворот, сворачивали не туда. Представитель университета сначала не понимала, в чем дело, но потом выяснила, что они просто не умеют читать. Водители, конечно, ни за что не признавались и говорили, что карта непонятная. Во время продолжительных поездок нам пришлось устраивать штурманское дежурство, следить за картой и давать указания, куда ехать. Не дай бог здесь еще и пилотов самолетов начнут набирать по расовому признаку.
Как и в любой развивающейся стране, самое большое удивление в ЮАР вызывает то, как люди находят возможности для бизнеса. Например, Standard Bank начал программу кредитования теневой экономики. Он дает в долг тем, кто работает без официального разрешения. Многие мелкие предприниматели в ЮАР не регистрируются, не платят налоги, даже не нуждаются в банковском счете. Все расчеты ведутся «по-черному». Деньги на развитие дают нелегальные ростовщики под тысячу процентов годовых. Standard Bank пришел к выводу, что с теми предпринимателями, чей бизнес продержался более трех лет, можно работать. Считается, что это порог надежности. Банк предлагает им кредиты под тридцать процентов, что конечно же выгоднее, чем у ростовщиков. Интересно заметить, что большинство клиентов этого банка – женщины, а не мужчины. Их число достигает девяноста процентов. Банкиры считают, что они ведут свой маленький бизнес более осторожно, сильно не рискуют, не связываются, например, с ворованными товарами или угнанными машинами. Чаще всего женщины содержат маленькие швейные мастерские, парикмахерские, службы доставки продуктов, похоронные фирмы, рестораны и даже бригады строительных рабочих. Они все самоучки, но при этом ведут толковую бухгалтерию и даже сами проводят маркетинговые исследования. Сосредоточены такие фирмы в основном в тауншипах. Опасность для банка заключается в том, что государство в будущем может обвинить его в пособничестве в отмывании денег или уклонении от уплаты налогов.