Я знаю, сказал Черчилль, вы являетесь великой нацией и своей борьбой заслужили равное место среди великих держав, но и мы – британцы – являемся достойной нацией, и мы не позволим, чтобы с нами обращались грубо и ущемляли наши интересы. Я хочу, сказал Черчилль, чтобы вы поняли, что мы весьма обеспокоены существующим положением, и я приказал задержать демобилизацию воздушного флота.

Черчилль быстро закончил беседу, извинился за свою откровенность и отправился вести переговоры с Эттли о предстоящих выборах в парламент».

Эта речь Черчилля дает понять, насколько накалились отношения между союзниками уже через несколько дней после победы над Германией. Черчилль надеялся сгладить противоречия во время следующей встречи со Стешиным и Трумэном.

В Потсдаме Черчилль и Сталин встретились в последний раз. В ходе беседы 17 июля 1945 года Сталин сообщил Черчиллю, что он отклонил просьбу Японии о посредничестве в переговорах с США. На следующий день Черчилль сказал советскому лидеру, что 25 июля он на один день уедет в Англию в связи с выборами, на которых думал победить. Сталин ободрил его, выразив уверенность, что консервативная партия получит большинство в 80 депутатских мест. Но Иосиф Виссарионович оказался плохим пророком. На выборах победили лейбористы, и Черчилль в Потсдам уже не вернулся.

Англичане и американцы в Потсдаме турецкую Армению и Проливы Сталину не отдали. Напрасно Сталин и Молотов убеждали Черчилля и Трумэна в необходимости разрешить СССР заключить с Турцией договор о размещении в Проливах советских военных баз, подобно российско-турецкому Ункяр-Искелесийскому договору 1833 года. Западные лидеры выразили уверенность, что Турция на такие условия никогда не пойдет, а в дальнейшем поддержали Турцию в этом вопросе. Они также отметили, что одно дело пересматривать конвенцию в Монтре в плане разрешения прохода через Проливы советских военных судов и совсем другое – согласиться на размещение советских войск и флота в зоне Проливов.

23 октября Сталину, отдыхавшему в Сочи, доставили радиоперехват французского радио, сообщавшего из Вашингтона: «В некоторых кругах полагают, что в случае, если глава советского правительства решит покинуть официальное руководство советской политикой, возможно, что его преемником будет маршал Жуков. Поэтому высказанное Жуковым желание посетить США до конца этого года вызвало появление многочисленных комментариев». В тот же день корреспондент лондонской «Дейли мейл» Рона Черчилль (невестка Черчилля. – Б. Б.) утверждала: «Между маршалами Красной Армии идет борьба за власть, борьба за то, кто унаследует сталинское руководство. Жукову, который является «партийным генералом», отдается предпочтение». Она также писала о «кризисе в среде высшего командования и довольно распространенном дезертирстве среди рядовых. Полагают, что, по крайней мере, 3 тысячи русских дезертировали в Вене и 10 тысяч в Берлине».

Как хорошо известно, по настоянию Сталина маршал Жуков еще в начале октября 1945 года вынужден был отказаться от поездки в США по приглашению генерала Эйзенхауэра. Иосиф Виссарионович в отличие от западных политиков отнюдь не хотел видеть Жукова своим преемником. Отклики зарубежной прессы, подчеркивавшие, что Жуков пользуется поддержкой армии, еще больше убедили Сталина в необходимости попридержать «маршала Победы» (а придерживать своего заместителя Верховный Главнокомандующий начал еще в последний год войны). Сталину нужна была в будущем диктатура не армии, а связанной с его собственным именем политической доктрины. Закономерным финалом стало то, что в 1946 году Жуков был смещен с поста главкома сухопутных сил и отправлен, в малопочетную ссылку командовать Одесским округом.

9 ноября 1945 года речь Черчилля в Палате общин, произнесенную 7 ноября в качестве лидера консервативной оппозиции, с некоторыми сокращениями перепечатала «Правда». Бывший британский премьер признался в любви к Сталину и советскому народу: Я должен сначала выразить чувство, которое, как я уверен, живет в сердце каждого, – именно чувство глубокой благодарности, которой мы обязаны благородному русскому народу. Доблестные советские армии, после того как они подверглись нападению со стороны Гитлера, проливали свою кровь и терпели неизмеримые мучения, пока не была достигнута абсолютная победа.

Поэтому… глубокое стремление этой палаты, а эта палата говорит от имени английской нации, заключается в том, чтобы чувства товарищества и дружбы, развившиеся между английским и русским народами, не только были сохранены, но и систематически развивались».

Говоря о тов. Сталине, Черчилль заявил: Я лично не могу чувствовать ничего иного, помимо величайшего восхищения, по отношению к этому подлинно великому человеку, отцу своей страны, правившему судьбой своей страны во времена мира и победоносному защитнику во время войны. Даже если бы у нас с советским правительством возникли сильные разногласия в отношении многих политических аспектов – политических, социальных и даже, как мы думаем, моральных, – то в Англии нельзя допускать такого настроения, которое могло бы нарушить или ослабить эти великие связи между двумя нашими народами, связи, составляющие нашу славу и безопасность в период недавних страшных конвульсий».

На следующий день отдыхавший в Сочи Сталин разразился грозным посланием в адрес оставленной в Москве руководить страной четверки в составе Молотова, Маленкова, Берии и Микояна: «Считаю ошибкой опубликование речи Черчилля с восхвалением России и Сталина. Восхваление это нужно Черчиллю, чтобы успокоить свою нечистую совесть и замаскировать свое враждебное отношение к СССР, в частности, замаскировать тот факт, что Черчилль и его ученики из партии лейбористов являются организаторами англо-американо-французского блока против СССР. Опубликованием таких речей мы помогаем этим господам. У нас имеется теперь немало ответственных работников, которые приходят в телячий восторг от похвал со стороны Черчиллей, Трумэнов, Бирнсов и, наоборот, впадают в уныние от неблагоприятных отзывов со стороны этих господ. Такие настроения я считаю опасными, так как они развивают у нас угодничество перед иностранными фигурами. С угодничеством перед иностранцами нужно вести жестокую борьбу. Но если мы будем и впредь публиковать подобные речи, мы будем этим насаждать угодничество и низкопоклонство. Я уже не говорю о том, что советские лидеры не нуждаются в похвалах со стороны иностранных лидеров. Что касается меня лично, то такие похвалы только коробят меня. Сталин».

Иосифу Виссарионовичу были нужны и полезны восхваления со стороны Рузвельта и Черчилля в годы войны, когда он нуждался в них как в союзниках и в поднятии собственного авторитета в западном общественном мнении. Теперь же, когда Сталин собирался переходить к конфронтации с Америкой и Англией и бороться с «безродными космополитами» и «низкопоклонством перед Западом» внутри страны, такого рода речи Черчилля, да еще опубликованные в «Правде», были ему только во вред, поскольку создавали у советской общественности абсолютно ненужное в данный момент впечатление, будто на Западе видные политические деятели отнюдь не левого направления по-прежнему с симпатией относятся к СССР и к его лидеру. С этой точки зрения гораздо полезнее для Сталина оказалась Фултонская речь Черчилля, произнесенная полгода спустя.