– Я бы на его месте придушил.

– Он – не ты! – воскликнула Дара с некоторым вызовом и тут же об этом пожалела.

– Это точно, – хмыкнул муж, откинул одеяло и приглашающе похлопал ладонью по простыне. – Прыгай сюда, детка.

И она прыгнула. А что ей еще оставалось? show must go on.

Сергей не стал ничего рассказывать Асе, но через пару дней обнаружил у себя на столе журнал, раскрытый на заметке, прочитав которую затосковал: журналист всячески обыгрывал версию возвращения актера Алымова к бывшей жене. И картинка была, успел кто-то щелкнуть: Алымов целует Дару в щечку. Ну да, поцеловал – на прощание. Черт бы их всех побрал! Сергей взял журнал и пошел к Асе. Она покосилась на него довольно сурово:

– И что это все означает?

– Ася, неужели ты веришь этим шакалам? Мы с Дарой случайно встретились, поговорили немножко – и все!

– О чем тебе с ней разговаривать? После того что она тогда устроила?

– Она прощенья просила. Ася, ей сейчас очень плохо!

– Ага, а ты скорей утешать? И целовать?

Припадки ревности случались с Асей довольно редко, но поражали метко: она долго отходила, а муж лез в бутылку: ах, ты мне не доверяешь! Вот и в этот раз они разошлись, обидевшись друг на друга до такой степени, что Ася отправилась спать в детскую. «Ну и пожалуйста!» – думал каждый, считая себя совершенно правым. «Нет, как она может ревновать?! – кипел Алымов. – Что, я и поговорить не имею права?!» А за стеной тихо всхлипывала его жена: «Конечно, она вон какая красивая, а я…» – после родов Ася слегка располнела и страшно переживала.

«Ты подумай, пожалел ее!» – возмущалась Ася. Плохо ей, видите ли! Сейчас кинется помогать! Вечно он… Ну ладно, когда Алымов в прошлом году возился со сводным братом, Сергеем-младшим – хотя бы понятно: родная кровь. Правда, видел он эту «родную кровь» всего второй раз в жизни. Но не последний, как подозревала Ася: парню было уже двадцать три, а толку никакого. Так и повиснет теперь на них! А что? Деньги дают, плечо подставляют! Или, к примеру, Ксюха, которую Ёж практически удочерил – вон уже дедушкой себя считает! Против Ксю Ася ничего не имела.

А эта безумная Анфиска, которая время от времени возникает из ниоткуда?! Как обострение, так к Алымову! Еще хорошо, что к Асе она благоволит… Ася вспомнила, как Анфиса явилась к ним домой через пару месяцев после свадьбы – с букетом цветов, похоже, вытащенным из помойки. Сама она тоже весьма напоминала бомжиху – Ася отдала ей теплый шарф и старое пальто, в карман которого Алымов сунул немного денег. Анфиса отказалась пообедать, но чаю выпила. Уходя, церемонно поклонилась и произнесла: «Совет вам да любовь! Наконец ты, Сергей Олегович, за ум взялся. Одобряю. Береги жену-то, охламон!» Она всегда разговаривала с Алымовым бесцеремонно, и он раздражался: «Вот еще одна воспитательница на мою голову! Мало мне тетки!» Ну, Анфиску можно только пожалеть, конечно… Но Дара! Дара, которая так подло поступила с Сережей!

На следующий день они разговаривали друг с другом чрезвычайно холодно и церемонно, но к концу недели оба изнемогли, и каждый решил, что сегодня вечером надо обязательно помириться. Ася готовила обед и поглядывала на часы, прикидывая, когда муж вернется с репетиции, а сама тоже репетировала покаянную речь. Но муж не явился ни в семь, ни в восемь, ни в полдевятого…

Когда наконец запиликал дверной звонок, Ася дошла до крайней степени волнения. Но за дверью оказался Савва, и Ася, увидев выражение его лица, вся побелела:

– Что? Сережа? Что с ним? В аварию попал? Он жив?

– Жив, жив, успокойся! Нет, не авария. Асенька, ты сядь. Вот водички выпей! Есть у тебя валокордин, что ли?

– В холодильнике…

Савва накапал ей валокордина, Ася послушно выпила.

– Савва, что случилось?

– Ася, ты соберись с силами. Потому что мало хорошего. Он уже уезжать собрался, а тут… В общем, ему какой-то дрянью в лицо плеснули.

– Какой… дрянью…

– Вроде бы кислотой. Но глаза целы, целы! И «Скорая» быстро приехала! – Савва с тревогой смотрел на Асю.

– Боже мой…

Она закрыла лицо руками. Потом встала:

– Я должна быть с ним. Ты отвезешь меня? Надо Вере Павловне позвонить.

– Уже едет, я звонил.

Почти всю дорогу Ася молчала, только раз сказала:

– А мы с ним как раз поссорились…

– Я знаю. Он говорил. Ася, ты зря его в чем-то подозреваешь, правда! Сережа тебе не изменяет.

– Да разве теперь это важно…

Все померкло перед случившейся бедой – Ася холодела, представляя, что должен чувствовать бедный Ёжа! А доктор сказал:

– Вашему мужу очень повезло!

– Повезло?! Как вы можете такое говорить?!

– Я объясню. Повезло, что это была кислота, а не щелочь. Повезло, что у него очень хорошая реакция, он сумел быстро увернуться, попало не так много, как могло бы. Глаза целы, нос цел, задеты только щека и шея. Еще повезло, что в толпе нашелся человек с медицинскими познаниями, который все сделал правильно – и очень кстати у кого-то оказалась с собой вода в бутылке. Он постарался смыть кислоту, потом делал ему массаж сердца – помог продержаться до приезда «Скорой».

– Зачем… массаж сердца?..

– У вашего мужа был болевой шок, сердце остановилось, поэтому он так долго был в реанимации. Мы его вытащили. Сердце у него хорошее, все будет в порядке.

– А что с лицом? Вы же знаете – он актер, для него это очень важно!

– Я знаю, кто такой Сергей Алымов. Мы сделали все, что могли. Пока. Надо будет посмотреть на результат. Возможно, понадобится еще пластическая операция. Даже наверно. Поражение относительно небольшое по площади, но достаточно сильное. В некоторых местах кислота проникла очень глубоко.

– Господи… Ему больно?

– Сейчас нет.

– Могу я увидеть его?

– Да, конечно. Но он пока без сознания.

Ася с тоской глядела на Сергея: пол-лица забинтовано, сам бледный до зелени, синяки под глазами, капельницы в венах… Бедный, бедный! Как он это перенесет?! Она поцеловала его в свободную от бинтов щеку – остро пахнуло какой-то медицинской химией, вытерла слезы и поехала домой, чтобы вернуться к Сереже завтра. Ася так боялась увидеть в глазах мужа отчаянье, но Сережа выглядел на удивление спокойным, даже улыбнулся ей уголком рта, потом поморщился.

– Больно?! – всполошилась Ася.

– Нет, – ответил он, еле двигая губами. – Я ж обезболивающим до ушей напичкан. Просто неудобно как-то. Губы, словно резиновые. Велели много не разговаривать. И тошнит все время. Дай мне попить!

Алымов долго пил клюквенный морс через трубочку, потом поднялся:

– Ты принесла пижаму? Помоги мне переодеться!