неясным, может ли она вообще лежать в развитии вещей; но ясно, что мы можем ее построить, поскольку стремимся видеть жизнь в благоприятном свете.

Мы сразу же помещаем себя в это идеальное состояние, не занимаясь его развитием. Он охватывает «все, что имеет человеческий облик», он охватывает все человечество.

Нет больше ни войн, ни революций. Политическая власть больше не принадлежит определенным классам, но человечество – это люди, живущие по законам, которые все помогли создать. Социальные страдания были ликвидированы. Работа организована и больше никого не угнетает. Дух изобретательства передал всю тяжелую работу машинам, и управление этой работой отнимает у граждан всего несколько часов в день. Каждый, кто просыпается, может сказать: этот день – мой.

Вот в чем разгадка. Вот что удлиняет

Несчастьям нашим жизнь на столько лет.

А то кто снес бы униженья века,

Неправду угнетателя, вельмож

Заносчивость, отринутое чувство,

Нескорый суд и более всего

Насмешки недостойных над достойным,

Когда так просто сводит все концы

Удар кинжала! Кто бы согласился,

Кряхтя, под ношей жизненной плестись,

Когда бы неизвестность после смерти,

Боязнь страны, откуда ни один

Не возвращался, не склоняла воли

Мириться лучше со знакомым злом,

Чем бегством к незнакомому стремиться!

Шекспир (Перевод Б. Пастернака)

Бедность ушла с земли, где на протяжении тысячелетий она приносила страшные несчастья. Все живут, не заботясь о самом необходимом. Дома здоровые и комфортные. Никто больше не может эксплуатировать других, потому что вокруг сильных возведены барьеры, а слабые защищены целым.

Поэтому мы предполагаем, что плачевные политические и социальные условия, созерцание которых привело столь многих к убеждению, что жизнь не стоит таких хлопот, направлены на благо каждого человека. Мало работы, много удовольствия: такова особенность жизни в нашем штате.

В то же время мы предполагаем, что с течением времени, через страдания, знания и постепенное устранение всех плохих мотивов, люди стали умеренными и гармоничными существами, короче говоря, что мы имеем дело только с прекрасными душами. Если в нашем состоянии еще есть что-то, что может возбудить страсть или душевную боль, взволнованный человек вскоре снова обретает равновесие, и гармоничное движение восстанавливается.

Великое несчастье, от которого не могут спастись страстные натуры:

Быть иль не быть, вот в чем вопрос.

Достойно ль Смиряться под ударами судьбы,

Иль надо оказать сопротивленье

И в смертной схватке с целым морем бед

Покончить с ними? Умереть.

Забыться И знать, что этим обрываешь цепь

Сердечных мук и тысячи лишений,

Присущих телу. Это ли не цель

Желанная? Скончаться. Сном забыться. Уснуть… и видеть сны? Вот и ответ.

Шекспир (Перевод Б. Пастернака)

Это тоже исчезло с лица земли.

Самый экстравагантный поклонник воли к жизни будет вынужден признать, что, учитывая тот факт, что человек не может быть полностью свободным.

Всё потому, что человек не может быть полностью свободен от труда, поскольку он должен есть, одеваться и жить, лучший общественный строй и существа, несущие в себе условия для лучшей жизни, невозможны; ибо мы наделили всех людей благородной индивидуальностью и отняли у жизни все, что не может считаться существенно связанным с ней.

Остаются только четыре зла, которые невозможно отделить от жизни никакими человеческими силами: Трудовые муки рождения, а также болезни, старость и смерть каждого человека.

Человек в самом совершенном состоянии должен родиться с болью, он должен пройти через меньшее или большее количество болезней, он должен, если он не получил крепкое здоровье в молодости. Потом человек будет стареть, то есть становиться физически немощным и умственно тупым; наконец, он должен умереть.

(Людвиг Уланд)

Меньшие беды, связанные с существованием, мы считаем пустяками, но упомянем некоторые из них. Прежде всего, мы имеем сон, который лишает человека трети времени жизни (если жизнь – радость, то сон, естественно, зло); затем первое детство, которое служит только для ознакомления человека с идеями и их взаимосвязями, чтобы он мог найти свой путь в мире (если жизнь – радость, то первое детство, естественно, зло); затем труд, который в Ветхом Завете очень правильно назван результатом божественного проклятия; наконец, различные пороки, которые папа Иннокентий III,

скомпилировал следующим образом:

Нечистое поколение, отвратительное питание в утробе матери, скверна материала, из которого развивается человек, ужасное зловоние, выделение слюны, мочи и экскрементов.

Эти недостатки не следует считать слишком незначительными. Те, кто достиг определенной стадии нервной утонченности, вправе обидеться на некоторые из них. Байрон, в конце концов, не мог даже видеть, как ест графиня Гиччоли, и причина этого лежала гораздо глубже, чем английская селезенка.

Как я уже говорил, мы минуем эти пороки и останемся с четырьмя основными из них. Но даже из них мы отложили три в сторону.

Мы предполагаем, что рождение человека в будущем будет происходить без боли, что науке удастся защитить человека от всех болезней, и, наконец, что старость таких защищенных людей будет свежей и бодрой, которой внезапно положит конец мягкая безболезненная смерть (эвтаназия).

Только смерть нельзя отнять, и поэтому впереди у нас короткая, безболезненная жизнь. Счастливая ли она? Давайте рассмотрим его внимательно.

Граждане нашего идеального государства – это люди с мягким характером и развитым интеллектом. Им внушено, так сказать, готовое знание, свободное от фальши и ошибок, и, что бы они ни думали о нем, они всегда находят его подтверждение. Больше нет следствий, причины которых были бы загадочны. Наука действительно достигла вершины, и каждый гражданин насыщается ее молоком. Чувство красоты мощно развито у всех. Даже если не считать, что все они являются художниками, все они обладают способностью легко вступать в эстетические отношения.

Все заботы снимаются с них, потому что работа организована непревзойденным образом, и каждый управляет собой сам.

Счастливы ли они? Они были бы ими, если бы не чувствовали в себе страшную усталость и пустоту. Они свободны от страданий, они действительно лишены забот и страданий, но скука овладела ими. У них есть рай на земле, но его воздух удушливо знойный.

Чтобы не быть несчастным от простого счастья, нужно чего-то желать. Тело хочет дышать, а дух – стремиться.

(Гораций.)

Если у них действительно осталось достаточно энергии, чтобы выдержать такую жизнь до своей естественной смерти, у них, конечно, не хватит мужества пройти через это снова, будучи омоложенными существами. Страдания – страшное зло, но скука – самое страшное из всех. Лучше существование в страданиях, чем существование в скуке, и то, что даже это предпочтительнее полного уничтожения, мне, конечно, не нужно доказывать. И таким образом, что еще хуже, мы бы также косвенно показали, что жизнь в лучшем государстве нашего времени ничего не стоит. Жизнь в целом – это «жалкая, жалкая штука»: она всегда была жалкой и несчастной и всегда будет жалкой и несчастной, а небытие лучше бытия.

24.

Но теперь можно сказать: мы признаем все, кроме того, что жизнь в этом идеальном состоянии действительно скучна. Вы неправильно нарисовали гражданина, и поэтому ваши выводы из его характера и отношений неверны.

Я не могу устранить это сомнение прямым доказательством, но могу косвенным.

Я не буду полагаться на общепринятый эмпирический принцип, что люди, счастливо избежавшие трудностей, знают, чем занять себя; ведь можно обоснованно возразить, что они не знают, чем себя занять, из-за недостатка духа или образования. Еще меньше я буду призывать на помощь им слово поэта:

Все в мире можно вынести, Кроме череды прекрасных дней. (Гете.)

хотя и выражает неопровержимую истину. Я просто основываюсь на том, что, даже если на этой земле еще нет идеального государства, многие граждане, подобные тем, которых я описал