третий, который был меланхоличным, не станет бурно веселым.

Точно так же деятельность и род занятий не будут одинаковыми у всех. Один полностью отгораживается от мира, уходит в уединение и, подобно религиозным кающимся, подвергает себя наказанию, поскольку исходит из того, что в отречении можно сохранить только постоянно смиренную волю; другой остается в своей профессии; четвертый будет бороться за свой народ или за все человечество, будет рисковать своей жизнью, которая для него абсолютно ничего не стоит, чтобы ускорить движение к идеальному государству, в котором только и может произойти всеобщее искупление.

Тот, кто полностью уходит в себя, отрицая волю, заслуживает полного восхищения детей этого мира, ибо он – «дитя света» и идет по верному пути. Только невежды или нечестивцы могут осмелиться бросать в него навоз. Но выше должен быть и почитаем тот, кто, будучи неподвижным внутри, заставляет внешнего человека жестоко двигаться и страдать, чтобы помочь своим омраченным братьям. неустанно, спотыкаясь, истекая кровью, снова поднимаясь, никогда не выпуская из рук знамя спасения, пока он не рухнет в борьбе за человечество и славный нежный свет в его глазах не погаснет. Он – чистейшее проявление на этой земле: просветленный, искупитель, победитель, мученик, мудрый герой. —

Только в этом они все согласятся, что они мертвы для подлости и нечувствительны ко всему, что может двигать природным эгоизмом, что они презирают жизнь и любят смерть. – И все они будут иметь один отличительный признак: мягкость. «Они не завидуют, они не надуваются, они все переносят, они все терпят, они не осуждают и не побивают камнями, они всегда извиняются и только любезно рекомендуют путь, на котором они обрели такой восхитительный мир и самое славное спокойствие». —

Я упоминаю здесь странное состояние, которое может предшествовать отрицанию воли: ненависть к самому себе. Это переходное состояние, которое можно сравнить со знойной весенней ночью, когда раскрываются почки.

31.

Наконец, я хочу сказать несколько слов о религии спасения.

Христос обещал Царство Небесное только тому, кто не только справедлив и милосерден, но и безропотно переносит несправедливость и мучения:

А Я говорю вам, чтобы вы не противились злому, но если кто ударит тебя в правую щеку, обрати к нему и другую. (от Матфея., 5, 39.)

он требовал от человека почти полного самоотречения. Пообещав особую награду тому, кто подавит сексуальный инстинкт, он попросил человека полностью отказаться от своей индивидуальности, полностью убить свой природный эгоизм.

Почему он выдвинул эти сложные требования? Ответ кроется именно в обетовании Царства Небесного, ибо только тот, кто утратил свою первоначальную индивидуальность, в ком умер Адам и воскрес Христос, может стать по-настоящему счастливым и обрести внутренний мир.

Поскольку это истина, которая никогда не может быть ниспровергнута, более того, поскольку это высшая истина, философия не может заменить ее ничем другим. И именно поэтому сердцевина христианства неразрушима и содержит в себе цветок всей человеческой мудрости. Поскольку неизменное движение человечества является основой христианства, его этика покоится на непоколебимом фундаменте и может погибнуть только тогда, когда погибнет само человечество.

Если имманентная философия должна просто подтверждать требования кроткого Спасителя, она, конечно, не может признать догматическое основание того же самого. Для образованного человека нашего времени так же невозможно поверить в догмы церкви, как для верующего христианина средневековья было невозможно променять на своего Спасителя богов Греции и Рима или гневного Бога иудаизма. Чтобы нерушимое ядро христианской доктрины не было отброшено вместе с верой, и тем самым не уменьшилась возможность для человека стать причастником истинного мира в сердце, задача философии – установить истину спасения в соответствии с природой.

Настоящая этика является первой попыткой решить эту задачу в чисто имманентной области, чисто имманентными средствами. Это можно было сделать только после того, как трансцендентная область была полностью отделена от имманентной и было доказано, что эти две области не лежат рядом друг с другом или друг в друге, но что одна из них исчезла, когда появилась другая. Имманентное следует за трансцендентным и существует само по себе.

Простое до-мировое единство погибло во множественности, и это Первозданное превратилось из простого единства в прочно замкнутое коллективное единство с единственным движением, которое для человечества является движением из бытия в абсолютную смерть.

32.

Мухаммаданизм и христианство: первый – лучшая из всех плохих религий, второе – лучшая из всех великих этических религий, относятся к имманентной философии, с точки зрения того, что обещано для морали после смерти, как две старшие дочери Лира своей младшей, Корделии. Если магометанство обещает добродетельному человеку жизнь, полную опьянения и похоти, то есть возвышенную жизнь крови, а христианство обещает ему состояние вечного созерцания и интеллектуального наслаждения, то есть жизнь крови, угасшей в сознании, то имманентная этика может предложить ему только сон, «лучшую пищу на банкете жизни». Но как физически уставший человек отвергает все и хочет только сна, так и измученный жизнью человек хочет только смерти, абсолютного уничтожения в смерти, и с благодарностью принимает из рук философа уверенность в том, что его не ожидает никакого нового состояния, ни блаженства, ни мучений, но что все состояния исчезают сами собой с уничтожением его внутренней сущности.

Политика

В жизни человечества все общее, все является лишь развитием. только в процессе развития; индивид принадлежит целому,

но и от целого к отдельному человеку.

Варнхаген.

Кто, осмыслив ход столетий, Не построил жизнь толково, Тот живи себе в потемках, Прожил день – и жди другого.

Гёте. (Перевод В. Левика)

1.

Политика имеет дело с движением всего человечества. Это движение проистекает из стремлений всех индивидов и, как нам приходилось бездоказательно указывать в этике, с низшей точки зрения является движением к идеальному состоянию; с высшей же, напротив, это движение из жизни в абсолютную смерть, поскольку остановка в идеальном состоянии невозможна.

Это движение не может нести на себе печать морали, ибо мораль основана на субъекте, а моральными могут быть только действия отдельного человека по отношению к движению целого.

Она происходит просто под действием непреодолимой силы и, в общем, является всемогущей судьбой человечества, которая сокрушает и разбивает как стекло все, что бросается против нее, даже если это миллионная армия; но с этого момента, когда она перетекает в государство, она называется цивилизацией.

Поэтому общей формой цивилизации является государство; его конкретные формы: экономические, политические и духовные, я называю историческими формами. Главный закон, по которому это происходит, – закон страдания, который приводит к ослаблению воли и укреплению духа. Она делится на различные отдельные законы, которые я называю историческими законами.

Наша задача сейчас состоит прежде всего в том, чтобы проследить ход цивилизации по основным событиям, дошедшим до нас из истории, и со дна бурных явлений прочесть формы и законы, по которым человечество развивалось вплоть до нашего времени; затем изучить течения, в которых оно развивалось до наших дней.

в нашем историческом периоде, и, наконец, рассмотреть точку, на которую указывает вся нынешняя серия событий. В целом, но особенно в последней работе, мы будем избегать заблуждения в деталях; ведь было бы откровенной самонадеянностью желать определить в деталях, как именно будет развиваться будущее.

3.

В этике мы вкратце свели государство к договору, который положил конец состоянию природы. Нам позволили это сделать, потому что в этике на данный момент важны только фундаментальные законы государства. Теперь, однако, мы должны более внимательно изучить условия, из которых возникло государство.

Предположение, что человеческий род имеет единое происхождение, не противоречит результатам естественных наук, а с другой стороны, дает философской политике прекрасную основу во всех отношениях. Более того, из него бесцеремонно и убедительно для всех вытекает предложение, полное движущей истины, что все люди – братья, и для того, чтобы завоевать их,