– Входи, Эбнер, – донесся из темноты голос.

Эбнер Марш переступил через nopoг.

Тень шевельнулась, и дверь внезапно закрылась. Марш слышал, как лязгнул замок. Он не видел ни зги. Сильная рука схватила его и потащила вперед. Потом капитана толкнули назад; на мгновение он испугался, но тут же ощутил под собой мягкое сиденье.

В темноте раздался шорох. Марш слепо обернулся, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть в темноте.

– Я не стучал, – услышал он собственный голос.

– Нет, – сказал в ответ Йорк. – Я слышал, как ты подошел. Я ждал тебя, Эбнер.

– Он сказал, что вы придете, – прозвучал второй голос. Мягкий женский голос с оттенком горечи. Валерия.

– Вы? – изумился Марш.

Он сразу смешался и разозлился, почувствовал себя неуверенно; присутствие Валерии все осложняло.

– Что вы здесь делаете? – спросил Марш.

– Я могла бы спросить вас о том же, – мягко ответил голос. – Я здесь, потому что нужна Джошуа, капитан. Чтобы помочь ему. А это стоит большего, чем все ваши слова, вместе взятые. Вы и вам подобные так подозрительны, так благочестивы…

– Достаточно, Валерия, – остановил ее Джошуа. – Эбнер, я не знаю, зачем ты пришел сегодня, но знал, что рано или поздно ты снова придешь. В партнеры мне нужно было брать тупицу, человека, который без вопросов выполнял бы мои приказы. Я понимал, что пройдет немного времени, и ты раскусишь ту ложь, которой я напичкал тебя в Натчезе. Я видел, как ты наблюдал за нами. И мне все известно о твоих маленьких проверках. – Он натужно, с хрипотцой рассмеялся. – Святая вода, подумать только!

– Как… значит, ты узнал? – спросил Марш.

– Да.

– Проклятый мальчишка.

– Не суди его строго. Он тут ни при чем, Эбнер, хотя я заметил, как за ужином он пялился на меня. – Смех у Джошуа был напряженным, жутким. – Нет, об этом мне сказала сама вода. Через несколько дней после нашего с тобой разговора передо мной на столе появляется стакан чистой, прозрачной воды. Что, по-твоему, я должен был думать? Все это время, проведенное на реке, мы пили грязную воду с мутным осадком. С тем количеством земли, которое оставалось на дне стакана, я уже давно мог бы разбить собственные грядки. – Он издал сухой звук, отдаленно напоминавший выражение радости. – Или заполнить собственный гроб.

Последнее Эбнер Марш пропустил мимо ушей.

– Или взболтать и выпить вместе с водой, – вставил он. – Как поступают речники. – Он помолчал. – Или просто люди.

– Ага, вот мы и добрались до сути вопроса. – Джошуа надолго замолчал, и в каюте от мрака и гнетущей тишины стало как будто тяжело дышать. – Ты принес с собой крест, Эбнер? Или кол?

– Я принес вот что, – сказал Марш, вытащил томик стихов и швырнул его в темноту, в то место, где, по его расчету, должен был находиться хозяин каюты.

Он уловил звук движения и шлепок. Запущенная книга была поймана на лету. Зашелестели страницы.

– Байрон, – удивленно произнес Джошуа.

Эбнер Марш готов был поклясться; что не видит даже кончика собственного носа, так плотно были задраены и зашторены в каюте окна. Однако Джошуа Йорк видел настолько хорошо, что оказался в состоянии не только поймать книгу, но мог даже читать. Марш почувствовал, что, несмотря на духоту, у него по телу побежали мурашки.

– При чем здесь Байрон? Ты меня озадачиваешь. Я ждал от тебя все что угодно, еще одну проверку, крест, вопросы. Но только не это.

– Джошуа, – произнес Марш, – сколько тебе лет?

Последовало молчание.

– Я хорошо ориентируюсь в возрасте. Но с тобой, твоими белыми волосами и прочим, все не так просто. По внешнему виду – по твоему лицу, рукам – я бы сказал, что тебе тридцать один, максимум тридцать пять лет. В этой книге написано, что Байрон умер тридцать три года назад, а ты говорил, что знал его.

Джошуа вздохнул.

– Да. – Его голос прозвучал горестно. – Глупая ошибка. Меня так очаровал вид этого парохода, что я забылся. Потом я решил, что это не имеет большого значения. О Байроне ты ничего не знал. Я был уверен, что ты забудешь.

– Может быть, я не так быстро соображаю, но я ничего не забываю. – Марш крепче сжал в ладони спасительную трость и подался вперед. – Джошуа, я хочу поговоритъ с тобой. Пусть женщина уйдет отсюда.

В темноте раздался ледяной смешок Валерии. Теперь она казалась ближе, хотя Марш не слышал, чтобы она передвигалась.

– Он отважный глупец, – сказала Валерия.

– Валерия останется, Эбнер – упрямо сказал Йорк. – Я полностью доверяю ей. Она может знать все, что ты намереваешься сказать мне. Она такая же, как я.

Марш почувствовал холодок, и ему стало очень одиноко.

– Как ты? – отозвался он, едва шевеля губами. – Ладно, тогда кто ты есть?

– Суди сам, – ответил Джошуа. Внезапно во тьме каюты вспыхнула спичка.

– О Боже, – прохрипел Марш.

Неяркое пламя осветило черты Джошуа неверным светом. Губы его опухли и потрескались. Обожженная почерневшая кожа плотно обтягивала лоб и скулы. Шея под подбородком была усеяна водянистыми пузырями. Рука, державшая спичку, была красной, с облезлой кожей. Глубокие глазницы зияли белками глаз в красных прожилках. Джошуа Йорк мрачно улыбнулся. Марш услышал, как лопнула натянувшаяся плоть. Из только что открывшейся раны по щеке потекла мутная белесая жидкость. Отпал кусок кожи, обнажив кровоточащую розовую мякоть.

Свеча потухла, и наступила благословенная тьма.

– Значит, его партнер… – обвинительным тоном промолвила Валерия. – Вы говорили, что собираетесь помогать ему. Вот она, ваша помощь. Все это сделали вы со своей командой, с вашими подозрениями и угрозами. Он мог умереть из-за вас. Он – бледный король, а вы – ничто, но он пошел на такое, чтобы завоевать ваше никчемное доверие. Вы удовлетворены, капитан Марш? Похоже, что нет, раз вы здесь.

– Что, черт возьми, с тобой случилось? – спросил Марш, пропустив слова Валерии мимо ушей.

– На свету яркого дня я пробыл менее двух часов, – ответил Джошуа; теперь Марш вонял, почему тот так натужно говорил. – Я понимал, что рискую. Я и раньше шел на это, когда требовалось. Четыре часа могли погубить меня, шесть часов убили бы точно. Но два часа, причем большую часть времени я провел вне досягаемости прямых солнечных лучей… Я знаю границы возможного. Ожоги выглядят куда хуже, чем они есть на самом деле. Боль вполне терпима. Все быстро пройдет. Завтра никто даже не догадается, что со мной такое приключилось. Уже сейчас моя плоть исцеляется. Пузыри лопаются, слезает мертвая кожа. Ты и сам видел.

Эбнер Марш зажмурил глаза и снова открыл их. Разницы не было. Что так, что иначе, со всех сторон его окружала тьма, и все же он еще видел перед собой бледно-голубое пламя горящей спички и жуткое изуродованное лицо Джошуа.