Рэйчел Норт всегда им восхищалась. Я тоже…

И вот теперь, пять лет спустя, Дэвид Шейлер — к неописуемому удивлению Рэйчел — вошел в паб с весьма сомнительной репутацией. Что ему было нужно в компании странноватых сторонников теории заговора? Вскоре ей все стало ясно — он оказался одним из них.

В тот вечер Шейлер был главным оратором. Значительности ему придавала репутация бывшего офицера «МИ-5». Присутствующие слушали его с напряженным вниманием. Он сразу же заявил, что трагедии 7 июля не было. Все, что о ней говорится, — сплошная ложь. Слушатели энергично кивали. Весь мир был одурачен хорошо продуманной ложью. Рэйчел не могла больше этого выносить. Она встала. — Я была в том вагоне! — крикнула она.

Примерно в то же самое время в другой части Лондона я просматривал в «Google» ссылки на самого себя и натолкнулся на длинное и довольно оживленное обсуждение вопроса «Джон Ронсон: «подсадная утка» или просто дурак?». Дискуссия возникла как реакция на мою публикацию, в которой я писал, что не верю, будто трагедия 11 сентября была подстроена спецслужбами. Дискутирующие разделились на два лагеря. Одни считали, что Ронсон — подсадная утка (марионетка в руках теневой элиты), а другие утверждали, что он просто идиот. Я страшно разозлился и оставил сообщение, в котором писал, что я ни то ни другое. Практически сразу же несколько участников обсуждения оставили сообщения, в которых предупреждали о необходимости быть осторожным, так как Джон Ронсон — это «вторая Рэйчел Норт».

«Что еще за Рэйчел Норт?» — подумал я.

Потом впечатал ее имя в поисковую строку «Google», и спустя какое-то время мы встретились.

Я зашел к ней домой. Дом Рэйчел был самым обычным и располагался неподалеку от моего. Она рассказала мне всю свою историю со дня взрыва и до того момента, когда собравшиеся в пабе начали орать друг на друга. Для нее все уже закончилось. Больше связываться с ними она не намеревалась. Ей надоело быть под прицелом у сумасшедших. Она собирается закрыть свой блог и больше не желает воспринимать себя как жертву.

На прощание Рэйчел сказала:

— Теперь я знаю, что реально существую. — Она взглянула на меня. — Все те, с кем я тогда встретилась в вагоне метро, знают, что я существую. Я вышла из взорванного вагона вся в крови, в дыму, с осколками стекла в волосах и обломком металла в запястье. Меня фотографировали. Я давала показания полиции. В больнице мне зашивали раны. Могу предоставить десятки свидетелей, которые знают, что я была в поезде и что реально существую. И что я действительно та, за кого себя выдаю.

— Вне всякого сомнения, вы реально существуете, — заметил я.

На какое-то мгновение на лице Рэйчел мелькнуло выражение явного облегчения.

Я послал Дэвиду Шейлеру электронное письмо, в котором спрашивал, не хотел бы он встретиться со мной, чтобы побеседовать о Рэйчел Норт.

«Да, конечно», — ответил он.

Мы встретились несколько дней спустя в кафе неподалеку от Эджвер-роуд. Шейлер выглядел усталым, не совсем здоровым, потерявшим форму, но больше всего меня поразило то, насколько быстро он говорит. Создавалось впечатление, что Дэвид просто не способен сдерживать бьющий из него обильный фонтан слов.

Правда, в самом начале нашего разговора он говорил не так быстро. Именно тогда я и задал ему вопрос о его прошлом — о том, как он попал на работу в «МИ-5». Дэвид улыбнулся, немного расслабился и начал рассказ. Его история напоминала увлекательную легенду.

— Я искал работу и натолкнулся на объявление в «Индепендент» под заголовком «Годо не придет», — начал свою историю Шейлер. — А так как мне приходилось читать эту пьесу[8]и по-английски, и по-французски, я невольно обратил на него внимание. У меня сложилось впечатление, что им нужен журналист, и я послал свое резюме.

Резюме у Шейлера было хорошим, но отнюдь не блестящим. Он окончил университет в Данди, где редактировал студенческую газету, затем занимал менеджерские должности в нескольких мелких издательствах, которые одно за другим прогорали… Тем не менее его пригласили на собеседование. При первой встрече все выглядело весьма обыденно.

Но второе собеседование вышло небанальным.

— Оно проходило в здании без каких-либо вывесок на Тоттенхэм-Корт-роуд в Лондоне. Здание было абсолютно пустым. В нем не оказалось никого, кроме одного парня-администратора и того человека, кто проводил со мной беседу. Он напоминал классический образ офицера разведки: высокий, аристократического вида, с зачесанными назад седеющими волосами, в костюме в тонкую полоску. И вот я сижу в странноватом здании, а тот парень задает мне разные вопросы.

Дэвид, как и я, миллион раз проходил по Тоттенхэм-Корт-роуд. Это ничем не примечательная улица: не слишком дорогие магазины и редакция журнала «Тайм-аут». Меньше всего здесь ожидаешь за какой-нибудь дверью без вывески отыскать вход в параллельную шпионскую вселенную.

— И какие же вопросы он вам задавал? — спросил я.

— Был ли я религиозен в двенадцать лет, как формировались мои политические взгляды в подростковом возрасте, каковы основные вехи на моем жизненном пути, что наиболее ценного я сделал в своей жизни… Беседа проходила на гораздо более высоком уровне, чем обычное собеседование при приеме на работу. Он задал мне вопрос относительно этических принципов разведывательной деятельности. И еще постоянно спрашивал: «Как вы думаете, где вы находитесь?» Мне не хотелось отвечать на его вопрос. Не хотелось выглядеть идиотом. Но он продолжал задавать один и тот же вопрос. Наконец я сдался и спросил: «Это «МИ-5»?». «Ну, конечно», — ответил он.

Вскоре после описанной встречи у Дэвида началась мания преследования. А не является ли все это какой-то сложной шарадой, специально разработанной кем-то для того, чтобы уничтожить его?

— Я представлял, как он говорит, обращаясь ко мне: «Мы давно собирались вас ликвидировать. Мы выслеживали вас. И вот теперь вы попались!» — со смехом признался Дэвид.

Я тоже рассмеялся и воскликнул:

— У меня тоже очень часто бывают такие мысли! Правда-правда! Даже очень часто! И могут подолгу меня преследовать…

(Кстати, на «синдром навязчивых идей» можно нередко натолкнуться в справочнике «DSM-IV». Он считается характерным для обсессивно-компульсивного расстройства, для генерализованной тревожности и т. п. — словом, для всех расстройств, связанных с повышенной активностью миндалевидной железы. Ранее я считал их положительным явлением: ведь, по моему мнению, журналистами должны владеть навязчивые идеи и мания преследования, не так ли? Но когда я прочитал о «навязчивых идеях» в «DSM-IV», то немного испугался — а вдруг это действительно серьезное расстройство?.. Меня такие «идеи», к счастью, преследуют не постоянно. Только иногда. Возможно, одна навязчивая мысль в неделю. Или даже реже.)

В «МИ-5» Дэвиду предложили работу. Позже он спросил, сколько еще человек было принято с помощью объявления «Годо не придет». Ему ответили: нисколько. Ни одного человека, кроме него.