В чём же должна состоять, в таком случае, наша политика? Она должна состоять в том, чтобы постепенно ослаблять эти «ножницы», сближать их из года в год, снижая цены на промышленные товары и подымая технику земледелия, что не может не повести к удешевлению производства хлеба с тем, чтобы потом, через ряд лет, уничтожить вовсе этот добавочный налог на крестьянство».

Н.И. Бухарин, ставший главным теоретиком НЭПа, полагал, что индустриализация может идти «черепашьими темпами» на основе НЭПа при растущем сельском хозяйстве. Всем слоям деревни надо сказать «Обогащайтесь!». Этот лозунг был осуждён руководством партии, а на рубеже 1927–1928 годов обнаружилось, что НЭП упёрся в тупик: крестьянский хлеб не находил на рынке эквивалента в виде промышленных товаров, и крестьяне стали придерживать зерно, срывая хлебозаготовки для города и армии.

Как только хлебозаготовительные трудности вновь повторились зимой 1928–1929 года, сторонники хозяйственных методов разрешения кризиса хлебозаготовок лишились постов, а новая экономическая политика была отброшена. В конце 1920-х НЭП стал сворачиваться — хозяйство встало на путь форсированной индустриализации. Усилились административные методы руководства экономикой, действие рыночных механизмов ограничивалось и подавлялось планом.

К этому времени были разработаны два варианта первого пятилетнего плана: отправной и оптимальный. Под нажимом Сталина был принят оптимальный, форсированный вариант, предполагавший максимальные темпы, жёсткие директивы, ломку народнохозяйственных пропорций, приоритет тяжёлой промышленности.

Как рассказывает С.Г. Кара-Мурза, в 1989 году было проведено экономическое моделирование варианта продолжения НЭПа в 1930-е годы. Оно показало, что в этом случае не только не было возможности поднять обороноспособность, но и годовой прирост валового продукта опустился бы ниже прироста населения — страна неуклонно двинулась бы к социальному взрыву.

Фридрих Энгельс в книге «Крестьянская война в Германии» говорил следующее:

«Самым худшим из всего, что может предстоять вождю крайней партии, является вынужденная необходимость обладать властью в то время, когда движение ещё недостаточно созрело для господства представляемого им класса и для проведения мер, обеспечивающих это господство. То, что он может сделать, зависит не от его воли, а от того уровня, которого достигли противоречия между различными классами, и от степени развития материальных условий жизни, отношений производства и обмена, которые всегда определяют и степень развития классовых противоречий. То, что он должен сделать, чего требует от него его собственная партия, зависит опять-таки не от него самого, но также и не от степени развития классовой борьбы и порождающих её условий; он связан уже выдвинутыми им доктринами и требованиями, которые опять-таки вытекают не из данного соотношения общественных классов и не из данного, в большей или меньшей мере случайного, состояния условий производства и обмена, а являются плодом более или менее глубокого понимания им общих результатов общественного и политического движения. Таким образом, он неизбежно оказывается перед неразрешимой дилеммой: то, что он может сделать, противоречит всем его прежним выступлениям, его принципам и непосредственным интересам его партии: а то, что он должен сделать, невыполнимо».

Это полностью применимо к Сталину конца 1920-х годов. Прежняя российская власть пыталась, но не успела к 1917 году завершить промышленный переворот и индустриализацию. Мы уже писали о трудностях, ждавших страну на этом пути. Это был вопрос первичного накопления, и это была судьба мелкого крестьянского хозяйства. Основное население страны составляло крестьянство, а требовалось, чтобы им стал пролетариат, при сохранении продовольственной базы. Не смогло ничего сделать и Временное правительство. Теперь выполнение задачи индустриализации выпало решать большевикам, но это противоречило прежним обещаниям — надо было найти щель между «можем» и «должны». Прежде всего, следовало поступиться догмами ради государственного интереса.

Помимо экономических, в период НЭПа происходили политические и культурные перемены.

6 февраля 1922 года была упразднена ВЧК с её местными органами, а вместо неё образовано Государственное политическое управление (ГПУ) при НКВД под председательством наркома или его заместителя, назначаемого СНК. На. местах создавались политотделы при губисполкомах, непосредственно подчинённые ГПУ. Декрет возложил на ГПУ борьбу с бандитизмом, шпионажем, подавление открытых контрреволюционных выступлений, охрану границ, железнодорожных и водных путей сообщения, борьбу с контрабандой. В распоряжении ГПУ были особые войска. ГПУ и его органам предоставлялось право обысков и арестов.

В том же году В.И. Ленин поручил органам юстиции разработать и принять уголовный кодекс, который отвечал бы новым реалиям. Вскоре новое советское законодательство начало действовать: уже в июне—июле проходил первый политический процесс над 47 руководителями эсеровской партии, который закончился вынесением смертного приговора 14 подсудимым. Однако затем приговор заменили высылкой подсудимых за границу, а сама партия эсеров была распущена. Одновременно произошёл самороспуск меньшевистской партии.

В конце августа 1922-го из Советской России отплыл «философский пароход», который увёз в эмиграцию около 160 представителей отечественной культуры, не согласных с Советской — властью. Высылки оппонентов большевиков продолжались и впоследствии.

Между тем, ещё 28 ноября 1921 года СНК РСФСР принял декрет «Об использовании труда заключённых в местах лишения свободы и. отбывающих принудительные» работы без лишения свободы».

Тем временем, на окраинах бывшей империи местные коммунисты, руководимые ЦК РКП(б), образовали суверенные советские республики: Украинскую ССР (декабрь 1917), Белорусскую ССР (январь 1919), Азербайджанскую ССР (апрель 1920), Армянскую ССР (ноябрь 1920), Грузинскую ССР (февраль 1921). Три последние в марте 1922 года вошли в Закавказскую федерацию. Советская власть, утвердившаяся было в Латвии, Литве и Эстонии, не удержалась там.

С момента возникновения суверенные республики сразу оказывались в рамках общего политического союза — просто в силу однотипности советской государственной системы и концентрации власти в руках единой партии, ибо республиканские компартии изначально входили в РКП(б) на правах областных организаций. Формальное объединение произошло 30 декабря 1922 года, когда съезд полномочных представителей РСФСР, Украины, Белоруссии и Закавказской федерации (I съезд Советов СССР) принял Декларацию и Договор об образовании Союза Советских Социалистических Республик, избрал Центральный Исполнительный Комитет (ЦИК). Затем в январе 1924 года II Всесоюзный съезд Советов одобрил Конституцию СССР. Высшим органом власти стал Всесоюзный съезд Советов, а между съездами — ЦИК, состоявший из двух равноправных палат:: Союзного Совета и Совета Национальностей (первый избирался съездом из представителей союзных республик пропорционально их населению; во второй входили по пять представителей от каждой союзной и автономной республики и по одному — от автономных областей).