Люди в мире картины выглядели совершенно как живые, и с ними можно было пообщаться. Маурицио был маленьким городком, здесь все друг друга знали. От рыбаков мы узнали, что молодая художница живет в доме своего дяди Лотуса – местного портного. У Лотуса недавно умерла жена, а его дети давно уже выросли и разъехались кто куда. Поэтому, чтобы не было скучно, а также чтобы было кому готовить и убираться в большом доме, старый закройщик сдал второй этаж своей племяннице. Майя совсем недавно переехала в Маурицио, но уже обзавелась поклонниками. Говорят, ухажеры из-за нее даже успели подраться, и кто-то кому-то уже разбил нос.

А вездесущие мальчишки проводили нас до этого самого дома – двухэтажного особнячка с небольшим двориком. Окна второго этажа и балкон хотя и имели вид на море, но выходили в проулок – небольшую аллею, засаженную мимозами и жакарандами. Под балконом виднелась крыша небольшой беседки, скрытой за разросшимися кустами жасмина, – оттуда доносилась знакомая мелодия, исполняемая под гитару, и финальная часть песни:

– Вот она – Майя… – прошептала Оэллис, указав на просвет между деревьями, через который проглядывала часть балкона. Худенькая и стройная девушка в фартуке художника стояла, облокотившись на перила балкона, и с улыбкой смотрела вниз. Ее лицо было видно в профиль: красивый греческий нос, длинные вьющиеся каштановые волосы, забранные под косынку, и огромные мечтательные глаза.

– Интересно, это ее изображение или все же она сама? Может быть, стоит зайти познакомиться? – предложил я, кивнув в сторону калитки.

– Зачем? – возразила Оэллис. – Все, что нам нужно, мы уже узнали. Иногда не стоит разрушать иллюзии. Пусть Майя останется такой в нашей памяти: веселой, мечтательной и… живой.

С последними аккордами песни мир картины исчез – мы вновь находились на яхте «Мечта».

– Как-то все это… – устало произнес я, присаживаясь на уголок кровати, – тяжело – и на душе, и вообще. За пару дней я побывал в пяти разных местах. Это уже слишком, у меня ощущение какой-то переполненности. В горле словно комок стоит, а перед глазами крутится какой-то нескончаемый калейдоскоп из людей, мест и событий. Может, все дело в позавчерашних бутербродах?

– Это душевная усталость, – тихо ответила Оэллис, присев рядом и склонив голову мне на плечо. – Так бывает при частой телепортации – эфирный поток царапает душу, словно наждачная бумага – кожу. Но это проходит. А вода помогает исцелиться. Я помогу тебе. Сейчас.

Волшебница положила ладони мне на виски, и в мое сознание ворвался бурлящий поток энергии. Возникло ощущение, будто я стою под горным водопадом, который пронзает меня насквозь и смывает все, что налипло и накипело на моей уставшей душе.

А потом наши губы слились в нескончаемом поцелуе, и наступило состояние блаженной невесомости. Заключив друг друга в объятия, мы стояли на поверхности воды, и россыпи водных шариков, отрываясь от водной глади, закручивались в спирали и устремлялись куда-то вверх, к лучистому свету.

И уже вскоре мы, сливаясь телами и душами, кружились на дне огромного водоворота и неслись в нескончаемом бурном потоке – туда, где виднелось узкое окно выхода на поверхность из морских глубин и откуда сиял этот удивительный нежный свет.

Я понятия не имею, как «мехвод» Бурунчик нашел Маурицио в ночи и как вообще догадался, по какому курсу плыть в открытом океане, не имея карт, компаса, лоции и даже звездных ориентиров. Возможно, водные элементали все это чувствуют интуитивно. Если это действительно так – мой глубочайший респект водным братьям по разуму!

Но факт остается фактом: рано утром «Серебристая стрела» причалила к пирсу нужного нам городка на Сиреневом побережье. Местные рыбаки бросали снасти, сети и даже рыбу, чтобы поглазеть на удивительное железное судно, какого они никогда в жизни не видели.

Когда я ощутил под ногами твердь причала, у меня возникло устойчивое чувство дежавю. Все то, что я видел сейчас, один в один совпадало с тем, что я увидел ранее в картине Майи. Пейзаж хотя и был написан сто лет назад, но за это время прибрежный городок ничуть не изменился. Передо мной предстали все те же холмистые склоны, усыпанные деревьями с сиреневыми цветами, утопающие в этом сиреневом море аккуратные домики под зелеными крышами и огромное количество ухоженных цветников, взращенных заботливыми руками местных домохозяек.

Даже люди, населяющие Маурицио, были такие же – открытые, общительные и очень любопытные. Впрочем, повода удовлетворить любопытство мы горожанам не давали – покупать нам ничего не нужно было, местные новости нас не интересовали, а дорогу мы теперь уже и сами знали.

Пока мы с Оэллис поднимались по узким улочкам к дому художницы, я невольно вспоминал то, что вчера было между нами. Такого в моей жизни точно никогда не случалось! После бурной ночи, проведенной в постели с водной волшебницей, я проснулся словно заново рожденным! И теперь мне просто хотелось жить и вдыхать эту жизнь полной грудью!

Надеюсь, ей тоже понравилось… Впрочем, чаровница со стажем была способна умело скрывать свои эмоции, когда этого хотела. И теперь, прекрасно понимая, какие чувства до сих пор бурлят во мне, Оэллис лишь изредка скашивала на меня озорной взгляд и снисходительно улыбалась – чуть-чуть, самым краешком рта. Но так, чтобы я это обязательно видел.

Ладно-ладно… Признаю, что первый раунд нашей любовной битвы я проиграл по всем статьям. Но реванш точно будет за мной! Впрочем, кого я обманываю – у этой черноглазой дивы такой огромный опыт в части разбивания сердец, что мне с нею никогда не сравниться. Даже и пытаться не буду.

Вот и он – тот самый дом, ради которого мы проделали весь этот долгий путь. Дом, где когда-то жила Майя, и который теперь навсегда будет связан с ее именем. По прошествии лет этот особнячок тоже ничуть не изменился – все тот же балкончик, беседка в кустах жасмина, цветочный дворик. Даже кованая железная калитка с молоточком все та же. Почти. Сейчас на ней висела овальная табличка с чеканным профилем великой художницы, который теперь известен во всех уголках этой вселенной.

На стук в калитку отозвался низенький полный лысоватый мужчина с одышкой – то ли привратник, то ли камердинер. А может, то и другое сразу.

– Проходите в сад, уважаемые гости, – поклонившись, произнес толстячок. – Домашний музей Майи Гаури почти готов распахнуть вам свои двери. Еще немного хозяйственных забот, и мы уже совсем откроемся. А пока вы можете выпить чашечку утреннего латте с нашим экскурсоводом.

Мы обогнули дом по брусчатой дорожке, обрамленной вездесущими мимозами, ориентируясь на пряный кофейный запах и на звуки гитары, негромко наигрывавшей аккорды той самой песни, что привела нас сюда. Очень интересно, кто же там может быть?

– О, святая вода! – восторженно ахнула Оэллис, которая вошла в беседку первой, да так и застыла на входе, словно сраженная молнией. – Улисс, вы ли это? Глазам своим не верю! Вы еще живы?!