Между тем Пушкин пригласил баронессу пересесть на стул у его стола. Агата покорно пошла. Лелюхин кивнул Пушкину и, понимая, что разговор будет непростой, вежливо удалился.

Агата тяжело опустилась на скрипящее сиденье.

– Довольны? – тихо спросила она.

– Назначили себя тайным агентом полиции…

– У меня не было выхода…

– Кроме выхода в окно. Защитная бумага, которую надо было показать городовому, осталась в номере.

Хуже всего, что он был прав. Как будто глядел в волшебное зеркало. Агата закусила губку, чтобы не заплакать.

– Я хотела вам помочь…

– Предупреждал же ничего не делать без моего ведома, – сказал Пушкин. Поучение было верное, но отчего-то совсем неправильное. Он это понял. – Хотели найти в доме Терновской улики, которые мы не заметили?

Ну как можно общаться с таким бездушным типом? Не пожалел, что ей руки стянули ремнем.

– Да, и нашла то, что пропустили.

– Неужели? Что именно?

– Во-первых, – выставив руку так, чтобы он видел красные рубцы на запястье, Агата согнула мизинец, – убийца оставил потайной фонарь: кастрюля, а в ней свечка…

– Еще…

– Терновская держала скрытный сейф за этажеркой! – поставила она победную точку. – А еще я насквозь промочила ноги, пока пробиралась через снег в саду…

Лицо Пушкина было непроницаемым. И омерзительно равнодушным.

– В сейф заглянули? – только спросил он.

– Держиморда ваш помешал. Там наверняка скрыта тайна ее смерти…

– Нет, не скрыта.

– Да вам откуда знать? Формула дурацкая подсказала?

– Сам заглядывал. В сейфе нет ничего, что объяснило бы смерть Терновской.

– А что там? – не сдавалась Агата, уже понимая, что проигрывает. Чутье и сердце подсказали. И так не вовремя. Когда нужны – помалкивают.

– Личные бумаги Терновской, – ответил Пушкин. – Тайный фонарь сделал я, когда дежурил ночью в доме. Жаль, что только утром явились… Была бы приятная встреча.

Вот и все. Конец. Старания ее пошли прахом. Зря ноги промочила, зря мысли хотела донести, зря ремень терпела… Ничего ему не нужно… Остается только все бросить и уйти. Агата совсем поникла духом.

– Вчера вечером вы были на рулетке, – сказал Пушкин, старательно отводя глаза, чтобы не видеть печальный лик. – Что там происходило? Хотел услышать о ваших наблюдениях. Они крайне важны сейчас. Прошу вас, Агата, расскажите, что видели…

Не так дождь оживляет траву в засушливое лето, как ободрили простые слова. Агата не могла поверить: ему нужен ее рассказ. Разве такое возможно? Неужели лед тронулся? Она так обрадовалась, что забыла слегка помучить его отказами.

– У меня много полезных наблюдений, – сказала Агата с достоинством.

– Жду с нетерпением.

– Во-первых, те родственники Терновской, о которых я вам рассказывала, снова играли на рулетке…

– Молодого зовут Фудель, солидного господина – Лабушев. Будет удобнее называть их по именам.

Невероятно! Какая вежливость. Какой такт. Быть может, еще не все потеряно…

– Благодарю, – сказала Агата. – У Фуделя и Лабушева на кармане было по сто рублей у каждого. Что странно, они их проиграли.

– На рулетке странен выигрыш…

– Вы не знаете главного! – победно заявила она. – Как они должны были играть?

– Ставить по маленькой…

– Вот именно! А что сделали?

– Что? – спросил Пушкин, чтобы доставить удовольствие мадемуазель.

– Оба и сразу поставили на zero.

Новость была не так чтобы фантастической.

– Для чего? – опять последовал вопрос вежливости. Непривычный для чиновника сыска.

– Фудель и Лабушев хотели повторить успех Терновской. Она тоже начинала со ставки сто рублей на zero…

Пушкин старательно показал, как удивлен.

– Zero не выпало, на большее у них не хватило средств, – сказал он. – Господа сразу ушли?

– Нет, жадно следили за игрой. Наверное, в кармане был последний рубль… Не решались сделать ставку. И уйти не могли…

– В ночь выигрыша Терновской на рулетке была барышня, которую вы назвали…

– Селедкой! – подхватила Агата.

– Ее зовут Ольга Рузо, она была секретарем у Терновской…

– Прибежала с выпученными глазами, в блокнотик смотрит, ставку делает, аж пальцы дрожат… И все спустила. Она сумасшедшая.

Вывод немного неожиданный. Пушкин не стал оспаривать, его интересовало другое.

– Когда Рузо появилась на рулетке?

Агата посмотрела в потолок, будто там показывали живые картинки.

– Довольно поздно, после десяти вечера, мы с Настасьей и Прасковьей уже собирались уходить… Я старалась, чтобы барышни…

Ей не дали рассказать, какая она была добрая и заботливая опекунша.

– Агата, вспомните: у платья Рузо подол был сырой?

Вопрос поставил в тупик. Агата честно пыталась вспомнить, но, кроме блокнотика, дрожавшего в руках, ничего в голову не приходило.

– Игровой стол платье скрывает, – сказала она. – Если эту коричневую тряпку можно назвать платьем…

– Сколько проиграла Тимашева?

– Она не играла. Ставила компаньонка… Причем сотню на zero, вместе с Фуделем и Лабушевым… Не помогло… Потом еще два удара – и спустила триста рублей… В такой азарт вошла, скромница… Жаль, вы этого не видели. Рулетка раскрывает человека, все видно: и дурное, и хорошее… Как в волшебном зеркале… И еще я подумала, что… – Агата запнулась. Мысли, которые бродили у нее голове, вернулись. Она боялась произнести их вслух.

– Вы указывали на трех подозреваемых, – сухо сказал Пушкин. – Можете подтвердить подозрения?

Ну почему нельзя обращаться по-другому? Агате было важнее, что ее намерены выслушать.

– Почти уверена…

– Изложите ваши версии.

Ну почему он такой сухарь? Агата приказала себе терпеть.

– Господин Лабушев… Прибежал на рулетку, будто вырвался из капкана. И у него появились деньги. О чем это говорит?

– О чем?

– О том, что он начал аккуратно тратить деньги, которые украл у Терновской. Убил ее и украл…

– Что мешало ему забрать хоть тысячу рублей из ста двадцати?

Агата была готова к такому вопросу.

– Это же прожженный жулик… Хитрец. Наверняка в карты шулерит. Я уже не говорю, что вытягивает деньги из доверчивых женщин.

– С чего вы взяли?

– Да вы его видели? – Агата изобразила выпяченную грудь Лабушева и его усики, подняв губку. – Мерзкий альфонс! Уж я-то знаю…