– Откуда… вы узнали?.. Зачем вы пришли сюда? – прошептала я, мой язык сковали растерянность и страх.

Гертруда уселась на табурет возле меня, она держалась так прямо, будто сидела на троне, и начала свой рассказ.

– В тот день, когда вернулся Лаэрт и поднял шум, требуя мщения, ты выглядела так, что и камень бы проникся жалостью. Ты казалась олицетворением самой загубленной Природы, вела себя так необузданно и отчаянно, что я испугалась, как бы ты не причинила себе вреда. Я попыталась пойти вслед за тобой, когда ты покинула Эльсинор, но Клавдий меня не пустил. Вместо этого он отправил стражника следить за тобой.

Знала ли Гертруда, что Эдмунд хотел мне навредить? Я пристально наблюдала за ней, в поисках какой-то подсказки в выражении ее лица или в ее словах.

– Он вскоре вернулся вместе с Горацио, который нес тебя на руках. За вами шла толпа, некоторые плакали, другие просто любопытствовали. Стражник доложил, что видел, как ты выпила яд и бросилась в воду. Стражник с некоторым удовлетворением заявил, что ты «сделала дело дважды», как он выразился.

– Как на это среагировал король? – спросила я, не в силах сдержаться и не перебить.

– Остался невозмутимым, ничем не выразил горя, потому что так королю и следует принимать известие о смерти подданной, – ответила Гертруда с едва заметным оттенком горечи. – Он показательно отчитал стражника за то, что тот не уберег тебя. И все равно, этот пьяница продолжает служить ему.

– Мне надо было самому разделаться с этим негодяем! – пробормотал себе под нос Горацио. Мне стало интересно, какую награду получил Эдмунд за мою смерть. Но я не стала тратить время на мысли о нем.

– Как вы заподозрили, что я еще жива? – спросила я королеву. Я вспомнила, как часто Гертруда наблюдала за мной, когда я думала, что она не обращает на меня внимания. Неужели я снова недооценила ее проницательность?

– Горацио, оставь нас на время одних, – приказала королева.

Он поклонился и вышел из хижины. Мы с Гертрудой остались одни.

– Раньше, когда ты пела во дворе замка и не хотела встречаться со мной взглядом, я поверила, что тебя коснулось безумие. Но когда ты подарила розмарин, фенхель и руту, я поняла, что ты действуешь с определенным намерением. Я поняла тебя, – продолжала Гертруда, – пускай Клавдий и не понял. Я знаю, что ты считаешь его виновным во многих грехах, и что ты меня тоже осуждаешь.

Значит, Гертруду не обмануло мое притворное безумие. Мне стало стыдно, что я обвиняла королеву, мою госпожу, в стольких грехах. И еще мне стало страшно. Что она сказала обо мне Клавдию? Мне очень хотелось это узнать, но я не могла говорить.

– Когда я услышала, что ты выпила яд, я заподозрила, что ты где-то достала это зелье, или сама изготовила его. Разумеется, я знала, где вы с Элнорой берете свои лекарства и редкие притирания. Я раньше и сама ходила к этой знахарке, до того, как Элнора освоила искусство травницы. – Королева сделала паузу, и я услышала, как зашуршали ее юбки, когда она сменила позу на табурете. – Я сделала из тебя леди, Офелия. Я научила тебя придворным манерам и наблюдала, как ты выросла и стала умной и образованной женщиной. – Королева устремила на меня свой проницательный взгляд. – Я не поверила, что ты могла убить себя из-за горя или отвергнутой любви. Поэтому я предположила, что ты лишь притворилась мертвой, – сказала она с удовлетворением человека, разгадавшего головоломку.

– Так делали в книгах, – прошептала я, вспомнив те истории, которые мы читали вместе с ней.

– Тем не менее, выражение отчаянного горя на лице Горацио выглядело очень естественным и непритворным, – продолжала Гертруда, – когда он принес твое безжизненное, мокрое тело, как непритворными были и его слезы, когда лекарь объявил тебя мертвой. Он плохой актер, и не может изображать притворные чувства.

Она бросила на меня искоса понимающий взгляд.

Моим щекам невольно стало жарко.

– Вы не понимаете… – начала я.

– Нет, я понимаю, – перебила она. – Больше, чем тебе кажется. Как это ты не разглядела признаков любви? Я понимаю. Сейчас твоя душа ослепла от горя, она подобна долине, окутанной туманом, но когда снова взойдет солнце, и твоя печаль рассеется, ты снова все ясно увидишь.

Лицо Гертруды затуманилось, а глаза наполнились слезами.

– Хотя многие считают тебя недостойной, я признаюсь, мне хотелось бы, чтобы ты вышла за Гамлета и стала моей дочерью, – произнесла королева едва слышным голосом.

Ее слова были бальзамом для моих ушей. Разве я не мечтала долгие годы обнять Гертруду, как мать? Не хотела, чтобы она одобрила мою любовь к ее сыну? Мне страстно хотелось сказать ей правду, признаться, что Гамлет – мой муж. Но осторожность и недоверие сдерживали меня. Между нами воцарилось долгое молчание, которое я не решалась прервать. Единственным звуком было потрескивание углей, тлевших в очаге. Казалось, Гертруда погрузилась в воспоминания. Наконец, она снова заговорила.

– Итак, если говорить коротко, мой инстинкт привел меня сюда, в хижину Мектильды. Я надеялась открыть правду, но, признаюсь, не ожидала найти тебя здесь. Теперь я буду наблюдать за осуществлением твоего плана и сыграю в нем свою роль.

Вихрь мыслей поднялся в моей голове. Неужели она играет со мной, как кошка с мышью, попавшей в ловушку? Не выдаст ли она меня Клавдию, как обязана поступить верная своему долгу жена и королева?

– Когда я подошла к двери хижины, я услышала твои обвинения против короля. – Гертруда помолчала, и я затаила дыхание. – Признаю, что плоть моя слаба, я тоже боюсь Клавдия. – У нее вырвался глубокий, дрожащий вздох. – И я ничего не могу сделать, чтобы спасти Гамлета. Он для меня потерян, как и для тебя.

Она говорила так, будто знала о нашей любви. Поэтому я осмелилась признаться в этом.

– Я действительно любила вашего сына, очень любила.

– А он любил тебя. Как и я, он считал тебя остроумной и красивой. – Гертруда приподняла брови и взглянула на меня. – И честолюбивой, если ты нацелилась на принца.

– Мне не хватало смирения, это правда. Но вы сами учили меня стремиться так высоко, – сказала я в свое оправдание.

Гертруда лишь слегка улыбнулась и покачала головой.

– У меня нет твоей смелости, Офелия, хоть я и королева. – Она влажными глазами смотрела в огонь, который горел уже слабо.

– Нет, я получила ее от вас, – прошептала я. Я понимала, что не следует противоречить королеве, но как еще она узнает, что я благодарна ей за те достоинства, которые она во мне воспитала?

Через несколько мгновений Гертруда сунула руку в складки своей юбки, достала кожаный кошелек и положила его мне на колени. Он лег на мои юбки, как тяжелый камень. От растерянности я лишилась дара речи.

– Я любила тебя, Офелия, хоть и плохо обошлась с тобой, покинув тебя в трудное время. Прости меня.

– Прощаю. Но вы мне ничего не должны, – возразила я.