Он поцеловал ее, по-прежнему сжимая кулаки, но уже через мгновение Кэролайн оказалась в его объятиях: он лихорадочно гладил ее по спине и все крепче прижимал к груди. Он приподнял девушку так, что губы их оказались рядом. Норт тяжело дышал, его язык оказался у нее во рту, лаская, и он едва сдерживался, чтобы не вскрикнуть от жгучего наслаждения.

— Милорд…

Он хотел задрать юбки, ощутить мягкую плоть ее бедер, видеть, как эти стройные нога раздвигаются для него…

— Милорд…

— О черт, — пробормотал он, не отрывая губ от ее рта, дрожа, как нищий паралитик, не понимая ни слова, сосредоточившись лишь на ощущениях, вызванных прикосновениями к ней, и мыслях о том, что он хотел бы взять ее прямо здесь, в гостиной, на полу. Господи, да, Норт умирал от желания ощутить под пальцами эту плоть, почувствовать ее влажные глубины, ее жгучую потребность в нем, целовать губы, пока зачарованную улыбку не исказит стон страсти.

— Милорд, все это крайне неприлично и неприемлемо со всех точек зрения. Вы должны взять себя в руки и отстраниться от Особы Женского Пола. У нас гости, которыми просто невозможно пренебречь.

Медленно, тяжело дыша, чтобы обрести хотя бы подобие спокойствия, Норт освободился от объятий Кэролайн. Она не двигалась, пристально глядя на него, и в зеленых глазах светилось нечто, испугавшее его до смерти. Он умел распознать доверие и искренность, и в этих зеленых озерах они сияли, такие же чистые и ясные, как страсть, все еще ярко пылавшая между ними.

— Кэролайн, — тихо выдохнул он, — Мне чертовски жаль. Постарайтесь прийти в себя. И держаться, словно ничего не случилось. Сумеете?

Девушка безмолвно кивнула. Норт обернулся к Куму:

— Ты немедленно выйдешь и закроешь за собой дверь. Какие гости?

— Сэр Рафаэл и леди Виктория Карстейрс, милорд. Норт выругался очень тихо, но очень цветисто.

— Передай им, что я сейчас выйду. Пригласи к обеду и проводи в столовую.

— Да, милорд.

— А сейчас. Кум, убирайся.

— Да, милорд.

Норд подождал, пока дверь за ним закроется и повернул ключ в замке. И только потом шагнул к ней, молодой девушке, заставившей его испытать чувства и ощущения, которые, как он считал раньше, просто не существуют, по крайней мере для него. Она все еще не шевелилась, руки безвольно повисли, грудь едва заметно вздымается, губы слегка приоткрыты. И Норту отчаянно захотелось вернуться к ней, прижать к себе и целовать, целовать без конца, осыпать поцелуями ее рот, шею, грудь. Кокетливый зеленый цилиндр для верховой ездя с темно-зеленым пером цвета ее глаз немного сбился набок, а непокорные пряди густых каштановых волос, выскользнувшие из прически, рассыпались по плечам. Она была словно пьяная. Интересно, у него такой же вид? Господи! Нужно отправить ее, и как можно скорее. Норт снова мысленно встряхнул себя:

— Кэролайн, мне очень жаль.

— Ты непрерывно это повторяешь, Норт. И совершенно напрасно. Уж я, во всяком случае, ни о чем не жалею. И поскольку из нас двоих девственница я и мои жизненный опыт сводится лишь к тем ничтожным крохам, которыми ты предпочитаешь меня одаривать, не кажется ли тебе, что именно мои желания должны приниматься в расчет?

— Нет, у тебя ни капли здравого смысла. Девственницам полагается визжать от возмущения и скрещивать руки на груди. Девственнице полагается дать мужчине пощечину, если тот отважится на то, что сделал я, а вовсе не стонать и прижиматься ко мне, словно вот-вот умрешь, если я перестану ласкать тебя и целовать… Черт возьми, Кэролайн, ты просто не в себе. Но, может, все-таки останешься к обеду и познакомишься с соседями?

— Конечно, — кивнула девушка, пытаясь привести в порядок одежду и, посмотревшись в зеркало, заправила в узел выбившиеся пряди.

— Как мило с твоей стороны пригласить меня.

— Не собирался этого делать, — вздохнул Норт, взяв ее за руку. — Но другого выхода нет. Если ты уедешь, не повидав гостей, они посчитают тебя моей любовницей, распущенной женщиной, которую нельзя принимать в приличном доме. Кроме того, ты их соседка. Нельзя поступать невежливо.

— Да, — согласилась Кэролайн, — одарив его улыбкой, заставившей Норта немедленно воспылать желанием снова поцеловать ее и одновременно хорошенько отшлепать. — Хотя не могу сказать, что поняла бы столь сложные объяснения несколько минут назад.

— Помолчи, Кэролайн.

Она уехала из Маунт Хок только в середине дня. С утра немного моросило, но теперь дождь перестал и солнце робко выглянуло из-за темных зловещих туч. Девушка направила Реджину к Сент-Эгнес Хед, затем спешилась и подошла к краю обрыва, и долго стояла там, наблюдая, как бурлящие волны разбиваются о черные скалы, выплескивая на утес белую пену.

— Кто сделал это с тобой, тетя Элинор? Реджина тихо заржала. Кэролайн, вздохнув, осторожно пошла по краю, стараясь держаться подальше от готовых вот-вот сорваться комков глины, и неожиданно увидела тропинку, с которой столкнули Элинор. Она спускалась прямо на берег, вырезанный в форме огромного полумесяца, над которым вздымались суровые голые скалы. Медленно, осторожно, девушка сошла вниз по узкой, усеянной мелкой галькой дорожке. Встречались и такие большие камни, что приходилось убирать их с пути. Здесь давно уж никто не ходил, только летом местные ребятишки бегали сюда купаться.

Минут через десять Кэролайн очутилась на берегу. Песок был мокрым от наступающего прилива. Все вокруг казалось мрачным и угрюмым, возможно, потому, что солнце снова спряталось. Берег усеял всякий мусор, выброшенный с кораблей. Кэролайн захотелось узнать, как глубоко под утесом простирается пляж. В следующий раз нужно принести свечу и проверить. Скорее всего, при особенно высоких приливах берег совершенно скрывается под водой, доходящей до самого утеса.

Кэролайн села на большой черный валун, обхватив руками колени. Не так уж и холодно. И очень спокойно, и на душе легче стало.

Кэролайн не отрываясь глядела на постоянно накатывающиеся волны, жадно лизавшие песок и украшавшие его клочками белоснежной пены, словно кружевом. Она не хотела довольствоваться тем, что могла предложить жизнь, не хотела быть похожей на мистера Трибо, существовать подобно растению и ничего не достичь. Нет, нужно самой отвечать за собственную судьбу, самой принимать важные решения! Нельзя позволить годам просто скользить между пальцами, как этот песок на берегу.

Но был еще и Норт, мужчина, который ей необходим, а он.., все, что он, кажется, испытывает к ней, — только похоть и проклятое безразличие. И хотя Кэролайн сражалась за свою любовь, видимо, победа была далека. Как же ей поступить? Как заставить Норта согласиться сделать ее самой счастливой женщиной на земле?

— Я не потерплю этого, Кэролайн. Ты снова чертовски меня напугала, дьявол тебя побери!

Она подпрыгнула от неожиданности, чувствуя как на мгновение заколотилось от страха сердце, но тут же успокоилась. Если Норт примчался сюда, значит, не настолько уж равнодушен, как хочет показать. Кэролайн, улыбаясь, обернулась: