Ну почти как полицейская.

Городовых оставили у двери. Чтоб не затоптали сапогами ковры. Вильчевский в третий раз оказался в спиритической квартире. И сильно понадеялся, что в последний. Сильно ему спиритизм досадил.

Вместо того чтобы залезать под диваны, открывать платяные шкафы или хотя бы рыскать по комнатам, Ванзаров преспокойно ждал в гостиной. Хоть бы под ковер заглянул, может, там какая горничная завалялась.

Вошла мадам Иртемьева. Вера держалась позади сестры, будто оберегая от падения. Афина шляпку не сняла, показывая тем самым, что в этом доме чужая. В суматохе запачкала плечико серой жакетки о побелку. Указывать барышне на оплошность было неловко.

– Афина Петровна, в вашем доме имеется ледник? – спросил Ванзаров.

Пристав подумал, что от большого ума бывают большие неприятности. Что поделать, сам, бедолага, напросился.

– Кажется, в кладовой? – спросила Афина, обернувшись к Вере, та согласно кивнула. – Об этом лучше спросить Лукерью, нашу кухарку… Только Иона Денисович выгнал ее дня три или четыре назад…

– Кладовая рядом с кухней?

Афина снова оглянулась назад к сестре.

– В кухне крашеная дверь, – ответила Вера. – Закрыта навесным замком.

– Господин Иртемьев боится, что украдут лед?

– Нам было запрещено туда заглядывать, – ответила Афина.

– Где ваша кухарка держала припасы?

Мадам Иртемьева пожала плечами:

– Откуда мне знать, я на кухню не заглядывала…

С тем же немым вопросом Ванзаров обратился к Вере.

– Лукерья жаловалась, что хозяин отругал, когда просила открыть, – ответила она.

– Позволите нам с приставом заглянуть?

Хозяина, который мог бы запретить и отругать, дома не было.

Кухня напоминала вытянутый коридор, посреди которого стояла кухарская плита, покрытая стальным листом, на котором должны были вариться и жариться обеды и ужины семейства. Полки и кухонный шкаф были заставлены посудой. Сковороды с сотейниками свешивались с крючков. Запаха еды или готовки не ощущалось. Около плиты сложена поленница березовых дров. Запас дня на три, а то и четыре. Рядом пристроился кованый деревенский сундук с лежанкой, на которой спала кухарка. В дальнем конце кухни – белый прямоугольник двери.

Замок, каким запирают конторские ящики, держался в дверных кольцах. Ванзаров сжал его в кулаке.

– Родион, что ты делаешь? – прошептал Вильчевский. – Остановись, пока не поздно… Жалеть потом будешь… Остановись и подумай…

Пристав увещевал из самых добрых побуждений. Внезапно проснувшихся в нем.

– Подумал, Петр Людвигович, жалеть не буду, – ответил Ванзаров и крутанул замок.

Петли застонали, слабейшая вылезла под действием крутящей силы. Замок жалобно повис, как серьга в ухе. Ванзаров толкнул дверь.

Открылся черный проем. Пахнуло холодом и ледяной сыростью. Приставу невольно подумалось про могилу.

– И что теперь? – спросил он.

Ванзаров отошел к буфету, вернулся с подсвечником на две свечи.

– У вас спички имеются?

Пристав нашарил в кармане коробок «Невской спичечной фабрики», чиркнул серной головкой, поднес огонек к фитилям. Оказал последнюю милость приговоренному, так сказать.

Язычки пламени вспыхнули и прижались, словно испугались холода, но окрепли и разгорелись. Подняв подсвечник над головой, Ванзаров шагнул во тьму кладовки. Бруски невского льда заиграли искрами. Шар света углубился, вырывая из темноты серые стены и поленницы льда.

– Господин пристав, взгляните, – сказал Ванзаров, рассматривая что-то внизу.

Еще не зная, что его ждет, Вильчевский захотел закрыть глаза и проснуться, оказавшись у себя в участке. И чтоб никогда не знать этой проклятой квартиры. Волшебство, как известно, случается только в сказках. В полиции – довольно редко.

Живя в северных широтах, жители Петербурга обожают лед. Начиная с декабря, когда на Неве встает ледяной наст, каждая хозяйка считает своим долгом запасаться льдом сверх всякой меры. Берут много, с жадным запасом, чтобы пережить весну, лето и осень до нового льда. Ледяные бруски – «кабанчики», которые артельщики выпиливают прямо из реки и развозят по покупателям, складывают в ледниках, кладовых, подвалах и сильно переживают, что запас может кончиться. Расходуют бережно, отрубая от бруска экономные куски.

Лед в домашнем хозяйстве наиглавнейшая вещь после муки и соли. Начать с того, что ледяная крошка идет на охлаждающие компрессы от мигрени у незамужних барышень и давно замужних дам. Льдом унимают желудочные боли и синяки на коленках. Лед идет в домашние крюшоны, лимонады и охлаждает шампанское. Без льда не закрутить мороженое, на нем хранят рыбу, чухонское масло и куски мяса. И даже оставляют назавтра недоеденные супы с жарким. Хотя подобное безобразие позволительно семьям, сильно ограниченным в средствах.

Ледяного запаса семейству Иртемьевых наверняка хватит до первых морозов. Бруски были выложены так, чтобы было удобно брать. Ближний ряд пристроен вдоль стены, чтобы не заходить далеко в холод. Низкая кладка состояла из четырех слоев «кабанчиков», высотой чуть выше колен. Основная кладка прилегала к задней стене кладовой, возвышаясь над плечами Ванзарова.

– С вами приятно иметь дело, друг мой, никогда не знаешь, какой сюрприз преподнесете… Экий занятный ребус приготовили…

Повидав тысячи вариантов смертей, Лебедев всегда радовался новому, что расширяло опыт и могло войти в будущий учебник криминалистики. Когда он его наконец сядет писать.

– Однако какая трогательная картинка, хоть открытку печатай…

В самом деле, картина была бы мирной, если бы мрак кладовой не осветили. На ближних брусках льда, свернувшись клубочком, поджав ноги и подложив ладошки под щеку, спала полноватая женщина. Округлое лицо, темные, с проседью волосы, крепкие рабочие плечи. На вид – не старше тридцати. Простое застиранное платье, ноги босые, привыкшие ходить без обувки. Глаза закрыты, лицо выражает покой и умиротворенность, какие бывают у спящего ребенка или человека, уставшего от трудов. Когда Ванзаров скинул с нее дерюжку, укрывшую с головы до пят, она не проснулась.

– Предположительно когда? – только спросил он.

– Если смерть наступила от переохлаждения, то дня три, не меньше… Девушка должна оттаять, тогда мы с ней познакомимся поближе, – сказал Аполлон Григорьевич, присев и разглядывая лицо. – Познакомимся со всем старанием, ничего не упустим, да… Кто эта спящая красавица?

Комплимент был излишним. Смутиться девушка все равно не могла.

– Кухарка Лукерья, – ответил Ванзаров. – Полагаю, Афина Петровна подтвердит опознанием. Иртемьев выгнал ее из дома четыре дня назад.

– Каков молодец любитель спиритизма. – Лебедев поднялся. – Суп сварила невкусный – так сиди в леднике, пока не околеешь… Строгий господин. Он мне еще вчера сильно пришелся по душе…