Арап джами свидетельствует о том, что, несмотря на свирепость и численное превосходство противников, взять великий город на берегах Босфора не удавалось на протяжении почти 600 лет. Иногда враги уходили ни с чем, иногда уносили богатую дань – но они покидали окрестности Константинополя, так и не сумев покорить его. Только две осады увенчались успехом.

Впервые столицу Византийской империи захватили европейские рыцари в 1204 году в рамках Четвертого крестового похода. Разграбив Константинополь, они показали всему миру, что это в принципе возможно. Город перестал быть неприступным, и его окончательное падение стало вопросом времени.

Византийцы уповали на привычные оборонительные средства – Феодосиевы стены, «греческий огонь» и толстую цепь, натянутую над Золотым Рогом (она перекрывала бухту для вражеского флота). Один конец цепи был закреплен в Константинополе, другой – в генуэзской Галате. Но время шло, и к 1453 году эти защитные меры уже преодолевались при настойчивой атаке.

В 1453 году история повторилась: в город ворвались турки под предводительством Мехмеда II. Собственно, после этого старые византийские укрепления соединились с новыми османскими. Фатих распорядился отремонтировать Феодосиевы стены – и строители соорудили еще одну крепость с их внутренней стороны, т. е. в черте города. Она получила название Едикуле, или Семибашенный замок. Название объясняется тем, что османы возвели три каменные башни в дополнение к четырем башням, поставленным при Феодосии II.

Готье подробно описывает Едикуле: ров, обнесенный каменным парапетом; затянутые плющом участки между бастионами; бреши в кладке, пробитые катапультами, таранами и гигантской кулевриной. «Это древние стены Константина, вернее, то, что от них осталось по прошествии стольких веков, после всех штурмов и землетрясений», – резюмирует Готье. Он замечает, что корни и стебли травы удерживают кирпичи. Растения превращаются в скобы, помогающие стене устоять, – «и стена стоит».

На гравюрах Томаса Аллома и Уильяма Бартлетта зубчатые башни Едикуле расколоты чуть ли не до основания; их раздробленные части, словно усталые деревья, клонятся к земле. При штурме 1453 года городские укрепления были сильно разбиты османской артиллерией. Следы грандиозного обстрела сохранились до сих пор – каменные ядра, которыми османы забрасывали Феодосиевы стены, лежат под вы-щербинами и пробоинами, которые они оставили более 500 лет назад.

Американский историк Ларс Браунворт видит в Едикуле нечто большее, чем просто напоминание о падении богатейшей христианской столицы. Рассуждая о закате Византии, он пишет: «Величайшая трагедия обширных и славных полотен ее истории заключается не в том, как она пала, а в том, что в памяти Запада она оказалась отброшена и забыта, ее голос остался не услышанным, а уроки – не усвоенными». Обветшалые укрепления Константинополя служат наглядным свидетельством эпической борьбы, происходившей в XV веке, – и нестареющим напоминанием о простой истине: Римская империя окончилась не унижением Августа, но героизмом Константина XI Палеолога.

Впервые бродя по полуразрушенным стенам Едикуле, я остановилась и вздрогнула. Передо мной высились знаменитые Золотые ворота – триумфальная арка византийских императоров, построенная в честь победы Феодосия I над полководцем-узурпатором Магном Максимом. На этом месте заканчивалась Меса – главная улица Константинополя; сегодня ее маршрут повторяет улица Диван Йолу. Меса начиналась на площади Августеон перед Айя-Софией (площадь Султанах-мет) и шла через весь город, пересекая форум Константина (площадь Чемберлиташ), форум Феодосия (площадь Баязид) и форум Быка (площадь Аксарай), где стоял медный бык, предназначенный для казни преступников. Золотые ворота Константинополя стали прообразом одноименных сооружений в Киеве и Владимире; Вещий Олег, по легенде, прибил к ним щит, когда русская дружина в 907 году дошла до Царьграда. Через эту триумфальную арку в поверженный Константинополь въехал Мехмед II. Позже султан приказал заложить Золотые ворота камнями, дабы никто не повторил его штурм и не отобрал город у османов.

Нам трудно представить, что творилось у стен Едикуле почти 600 лет назад. Исход одной из самых жестоких битв в истории человечества был предрешен: сильные молодые варвары, как свирепые псы, опять вцепились мертвой хваткой в горло дряхлой и агонизирующей империи. Катастрофу можно было предотвратить – но христианский мир предпочел бездействовать. Если бы латинская и греческая церковь забыли о своих разногласиях; если бы христиане Запада объединились, то турки были бы разбиты. Однако, по словам Мортона, «никто лучше султанов не знал, что огонь Крестовых походов сжег самих же крестоносцев и что никогда больше христианские короли не выступят вместе, как выступили против Саладина».

Позиция Мортона подтверждается историческими свидетельствами – так, Святой Марк Евгеник предостерегал христиан: «Бегите от папистов, как вы бежали бы от змеи и от жара пламени». Папа римский Григорий VII говорил о православной Византии: «Для страны будет гораздо лучше находиться под властью мусульман, чем быть под управлением христиан, которые отказываются признавать права католической церкви». В дальнейшем подобная политика европейских держав в отношении Османской империи вошла в привычку. Американский историк Барбара Такман остроумно замечает, что османы, взявшие Константинополь в 1453 году, внушали Европе не меньший страх, нежели СССР во второй половине XX века, – «однако как бы ни были велики тревоги христиан, они были слишком заняты конфликтом друг с другом».

Незадолго до падения разоренная и обреченная на гибель византийская столица являла собой жалкое зрелище. Население Константинополя сократилось до 50 тыс. человек. Целые районы опустели или лежали в руинах. Монахи продавали исторический мрамор своих монастырей, чтобы выжить. Некоторые здания рухнули; василевс Константин XI Палеолог жил на северо-западной окраине города во дворце Влахерны – гораздо меньшем, чем давняя резиденция императоров, Великий дворец (тот находился в плохом состоянии, и его реставрация стоила бы Константину слишком дорого).

Из-за переселения василевсов во Влахерны исчезла византийская традиция престолонаследия. Раньше правом на престол обладали только дети монаршей четы, произведенные на свет в Багряном (Порфирном) зале Большого дворца – поэтому византийских монархов именовали багрянородными и порфирородными. Принцесса Анна Комнина – дочь Алексея I Комнина – рассказывает, что этот зал предназначался для рожениц-императриц. Он назывался «Порфира» (Πορφύρα) и имел выход к морю – там, где на дворцовой пристани стояли статуи быков и львов. Пол Порфиры был выложен мрамором, стены – облицованы дорогим камнем пурпурного цвета, который привозили из Рима.

Византийский летописец Михаил Пселл утверждает, что для новорожденных царственных детей использовались багряные пеленки. Багряный цвет издавна считался символом власти – как из-за своей насыщенности, так и из-за высокой стоимости красителя. В Древнем Риме, например, чьи традиции унаследовала Византия, по указу Нерона облачаться в пурпурный цвет мог только император; ношение пурпурных одежд другими людьми приравнивалось к мятежу. Камень порфир применялся при изготовлении тронов и императорских саркофагов. Колонна Константина на форуме Константина также была сделана из порфира (сегодня ее потемневший остов, схваченный металлическими скобами и засиженный голубями, возвышается на площади Чемберлиташ, рядом с трамвайной остановкой). К XV веку вся эта роскошь осталась в далеком прошлом.