В книге Болтунова приводятся слова Любимова о значимости работы Мюрата:

«В 1960-х годах, когда обстановка в мире была сложной и напряженной, было трудно переоценить значение работы, проделанной Мюратом. Ее можно сравнить только с информацией, которую давал Зорге во время Второй мировой войны. Она была даже более значимой, поскольку Мюрат передавал документы, а не аналитическую информацию. Выполняя мои требования, Мюрат шел на чрезвычайный риск и приносил в жертву благополучие своей семьи и свое личное положение в буржуазном обществе, поступая таким образом, словно СССР был его второй родиной».

Позднее планировалось присвоить Мюрату звание Героя Советского, но он так и не был удостоен этой чести. В 1965 г. Любимову[16] было приказано прекратить работу в Париже и вернуться в Москву. В книге сказано, что через три года Мюрат умер. Скорее всего, эта дата сфальсифицирована.

В начале 1960-х годов Британию потрясла череда шпионских скандалов, в которых были замешаны служащие ее военно-морских сил. По наводке из источников ЦРУ англичанами были арестованы клерк Адмиралтейства и главный корабельный старшина, которых признали вовлеченными в шпионаж на КГБ.

В 1961 г. в Хельсинки переметнулся в ЦРУ А. Голицын, старший офицер КГБ, служивший в аппарате Первого главного управления КГБ. Голицын, имя которого появилось на страницах романа Леона Уриса «Топаз», рассказал своим новым хозяевам о двух британских военно-морских шпионах, работавших в НАТО и передававших информацию о технических характеристиках британских подводных лодок. Первый военно-морской шпион был завербован в Москве Вторым главным управлением КГБ (которое занималось сбором разведывательной информации за рубежом). Второй шпион, которым руководила лондонская резидентура КГБ, был, предположительно, более важной фигурой, передавшей не менее трех совершенно секретных документов Адмиралтейства, касающихся планов расширения базы подводных лодок НАТО с ракетами «Поларис» в Холи-Лох на реке Клайд.

Накануне своего бегства Голицын составлял справку, касающуюся военно-морской стратегии НАТО, когда в британском МИ-5 (национальное агентство по безопасности разведки) ему показали три документа, то он сразу узнал их. МИ-5 после этого проверило листы рассылки документов и определило круг подозреваемых. И все же решающий вклад в разоблачение шпионов внес другой старший офицер КГБ по имени Ю. Носенко, который в 1962 г. перебежал к американцам в ЦРУ. Голицын до этого заявил, что КГБ для вербовки важного британского агента использовал шантаж, относящийся к его гомосексуальным наклонностям. Информация, полученная от Носенко, привела МИ-5 к заключению, что два военно-морских шпиона являются одним и тем же человеком. Им оказался Джон Вэссел, который до службы в Адмиралтействе работал в Москве. В его доме были найдены катушки с пленками, на которые были засняты 176 секретных документов Адмиралтейства.

Джон Вэссел согласился работать на КГБ — под фальшивым предлогом шантажа из-за его гомосексуальной ориентации — в основном из-за желания удовлетворить свою тягу к роскошной жизни. Он был приговорен к восемнадцати годам тюрьмы за шпионаж.

В другом примечательном случае фигурировал Гордон Лонгсдейл, советский агент-нелегал, выдававший себя за канадца. Лонгсдейл завербовал в Адмиралтействе целую сеть агентов. Писатель П. Райт вспоминал, что агент ЦРУ в Польше Снайпер рассказывал ему о двух шпионах в Британии, которые в документах МИ-5 фигурировали как Лямбда-1 и Лямбда-2. В марте 1960 г. Снайпер дал МИ-5 наводку, которая привела к аресту бывшего главного корабельного старшины британских королевских ВМС Гарри Хоутона. Он в 1952 г. работал в Варшаве и был завербован секретными службами Польши; позднее в Портланде он работал в организации, занимавшейся подводными вооружениями, и докладывал о своей деятельности в Варшаву.

Но самым живописным советским шпионским скандалом был тот, в котором оказался замешан министр обороны Джек Профьюмо, политический деятель от Консервативной партии и потенциальный будущий премьер-министр Великобритании. Компрометация Профьюмо привела к падению консервативного правительства Г. Макмиллана и победе Лейбористской партии на последовавших за этим всеобщих выборах.

У Д. Профьюмо была интрижка с Кристин Килер, двадцатилетней англичанкой, у которой одновременно уже была связь с сотрудником аппарата советского военно-морского атташе в Лондоне капитаном 2-го ранга Евгением Ивановым. Британская и иностранная пресса поспешили раструбить, что высшие круги страны разлагаются в новом «порнократическом обществе». Достаточно странно, что сенсационная новость стала достоянием публики с подачи малоизвестного журналиста, печатавшегося в информационном бюллетене «Вестминстер конфиденшнл». Этим журналистом оказался Эндрю Рот, бывший лейтенант резерва ВМС США, покинувший США в августе 1948 г. из-за того, что его обвинили в передаче секретной информации Советскому Союзу.

Как уже было сказано выше, сотрудником аппарата советского военно-морского атташе был Евгений Иванов. В годы Второй мировой войны пошел служить на флот и был принят в Бакинское военно-морское училище. Позже Иванов проходил службу на Тихоокеанском и Черноморском флотах. В 1949 г. молодой Иванов уже учился в военно-дипломатической академии. В академии он общался с другим офицером, Олегом Пеньковским, который позднее занялся шпионажем в пользу Запада, был арестован, осужден и расстрелян в 1962 г. Евгений окончил академию в 1953 г. и был назначен помощником военно-морского атташе в Осло.

Все четыре года пребывания в Норвегии Иванов вел троих агентов. Из них двое были наиболее важными, поскольку являлись старшими офицерами в штабе норвежских ВМС в Хортене (Норвегия). У обоих офицеров были сходные биографии и мотивы, и они оба почти одновременно предложили свои услуги советской разведке. Как писал Иванов в своей книге «Голый шпион», «в обоих случаях это была любовь с первого взгляда, как я уже объяснял. Мой интерес в деликатной информации, соответствующий моей должности помощника военно-морского атташе, был очевиден для обоих офицеров; их нужда в деньгах также была прозрачной. Достаточно скоро оба дали мне понять, что у них есть информация из источников в НАТО, которой они готовы поделиться со мной за плату. По всему было видно, что их это не очень беспокоило, возможно, потому, что информация, которую они предоставляли, касалась сил США и НАТО, но не Норвегии».

Как старшие штабные офицеры, они имели доступ к совершенно секретному материалу. Поверхностно сформулированные правила секретного делопроизводства позволяли им заполнять определенные формуляры, в которые они вписывали, что такие-то документы уничтожены, после чего передавали эти документы своему куратору. Один из офицеров постоянно ездил на совещания НАТО либо в Европу, либо в Соединенные Штаты и, вернувшись домой, снабжал Иванова самыми свежими новостями НАТО. Чтобы не привлекать внимания при встречах со своими агентами, Иванов присмотрел себе местечко в норвежской глубинке, куда каждые выходные ездил кататься на лыжах и обедать. Каждое третье воскресенье месяца он на пять минут покидал ресторан через заднюю дверь и встречался со своим первым агентом, или же делал короткую пешую прогулку и виделся со своим вторым агентом; в процессе этих отвлекающих действий он избавлялся от норвежской группы слежения, которая за год просто устала от такого распорядка. «Это все было довольно прозаично, — вспоминал Иванов. — К остаткам того, что я съедал в кафе, добавлялся свернутый пакет с деньгами и инструкциями, после чего все выбрасывалось в мусорный бак. Одновременно я забирал пакет, предназначенный для меня... Чтобы уменьшить риск, мой подопечный наблюдал за мной из окна гостиницы, расположенной через дорогу. Лампа на подоконнике означала, что он положил пакет в условленном месте».