лишь поделился мнением о запеченном фазане и расспросил нас об успехах в школе и дате последнего экзамена. Я понял, что эта дата для Ковалевского важна, потому что он достал из кармана блокнот и сверился с какой-то записью. После обеда Борис Егорович пригласил нас в свой кабинет для более содержательного разговора. Предложил мне присесть рядом с Ольгой на диване, сам устроился в кресле за столом и сказал:

— Ну, что, не догадываетесь по какому случаю вы вдвоем здесь?

— Пап, а может уже пора все объяснить, а не водить нас за нос? — Ольга нахмурилась.

— Действительно, пора. Для этого и собрались. Саш, у тебя есть какие-то неотложные планы на эти выходные? — Ковалевский достал из ящика стола коробку кубинских сигар, придвинул массивную пепельницу, выточенную из крупного кристалла туэрлина и светившуюся оттенками желтых и оранжевых цветов от прикосновения.

— Так, чтобы прямо неотложных нет, — ответил я, рассудив, что дела у меня есть всегда, при чем огромный ворох, но если князь строит на меня с Ольгой какие-то планы, то не грех отодвинуть в свои дела сторону. Ведь планы Ковалевского должны быть достаточно серьезными.

— Вот и хорошо. Очень надеюсь ты не откажешься совершить путешествие длиною в два дня со мной и Ольгой. Точное место по некоторым причинам называть не буду из соображений безопасности. Нам предстоит посетить военно-полевой лагерь — он не слишком далеко от Москвы. Там состоится встреча с очень важными людьми. Кое-кем из Верховной Коллегии Магов и наших высоких военных чинов, что особо важно для тебя, Саша, — Ковалевский извлек сигару из коробки, и я заметил, что сигары именно той марки из Карибской губернии, которыми увлекался граф Голицын. — Хотя, если честно, не только для тебя, но и всех нас. Поменялись некоторые обстоятельства и нам потребуется действовать чуть расторопнее, чем планировалось ранее.

— Это посещение и важные встречи как-то связанны с тем разговором, который был в кабинете Жоржа Павловича? — осторожно спросил я.

Князь кивнул.

— Вот как? У вас, оказывается, имеются большие тайны от меня? Елецкий, а почему я до сих пор ничего не знаю? Получается, я, по-вашему мужскому мнению, не заслуживаю доверия? — Ольга начала сердиться — я это почувствовал по перемене в ее голосе, тут же потерявшем мягкость.

— Оль, всему свое время, — Ковалевский прикурил. — Ты прекрасно знаешь, что есть такие вещи, которыми я не делюсь ни с тобой, ни с Татьяной Степановной. И ты знаешь, что мама никогда не задает мне лишних вопросов. Когда есть такая возможность, я сам рассказываю все то, что вам может быть интересными и то, что вам следует знать.

— Да, конечно, очень-очень серьезная государственная важность, — Ольга поджала губы, и сейчас выглядела как капризная девчонка, вовсе не похожая на себя прежнюю, рассудительную, взрослую не по годам.

— Именно так. Помимо всего в эти выходные тебе предстоит встреча с Денисом Филофеевичем, — князь коротко глянул на дочь и, заскрипев кожаным креслом, вытащил какие-то бумаги из стола: — Царевич спрашивал о тебе. Я сказал ему, что ты тоже обязательно прилетишь.

— Папа! Я никуда не полечу! — Ольга вскочила. — На тебя мама повлияла, да⁈ Почему вы решаете за меня⁈ Я не буду встречаться с Денисом Романовым!

В первый миг я не мог понять, почему так разволновалась Ольга. У нее какие-то отношения с первым сыном императора? Судя по ее реакции отношения сложные. Она никогда не говорила мне об этом.

— Ты сам во мне воспитывал самостоятельность, — порывисто продолжила юная княгиня, в то время как князь с недовольным прищуром смотрел на нее. — Сколько этих уроков ответственности я прошла в детстве! И вот теперь, когда я стала совсем взрослой, вы с мамой начинаете принимать решения за меня⁈ Саша зачем тогда здесь? — Ольга повернулась ко мне и теперь ее возмущение вдруг сменилось растерянностью.

Глава 18

Ерофей Рыжий

Москва — очень большой город. Но, к огромному сожалению, даже здесь молодые дворяне не умирали так часто, как бы того хотелось. Да, мысль эта крайне кощунственная, жестокая, но уж какая пришла. Ведь все мы знаем, что многие мысли, особенно если они неожиданные, нам в голову вкладывают боги и вина за наши поступки во многом лежит на них.

Родерик за прошедший вечер и ночь посетил все известные лечебницы и дома Асклепия столицы, побывал даже в военном госпитале в Коломне, но подходящего кандидата на воплощение так и не нашел. Большей частью в палатах лежали при смерти простолюдины. Попадалось ему несколько высокородных господ, но это были трухлявые, насквозь больные старики, что, разумеется, не устраивало ни его, ни тем более Талию Евклидовну. Мелькнула даже мысль: а не убить ему самому кого-то подходящего под их с Талией запросы: этакого человечка лет 20–25 с достаточно высоким титулом и приличным состоянием. Уж стянуть склянку с сильнодействующим ядом у апотекария Родерику по силам. И вылить коварное содержимое кому-то в чашечку с чаем тоже дело не хитрое. Но и эту вроде бы здравую мысль серый маг отверг. Он решительно не желал быть мерзавцем. Даже в прошлом, он вряд ли бы пошел на столь скверный шаг, а теперь… Теперь ему хотелось сохранить те зерна добра, которые попали в его душу после разговоров с Астерием. При чем это явление, заложившее в нем кое-какие важные перемены, Родерик так назвал сам: «зерна добра». Слабенькие этакие зерна, проросшие куцыми корешками, едва проклюнувшиеся проростками. Кстати, жить с ними непривычно и трудно, но надо, если уж решил стать нормальным человеком. А это «непривычно» и «трудно» со временем должно превратиться в «удобно», «полезно» и «иначе не могу».

Ночь почти миновала. И вот уже под утро в Палаты Спасения, что Каменном спуске привезли некого барона Ерофея Семеновича Семенова. Парню на вид исполнилось лет двадцать с небольшим, и вроде он неплох собой: высокий, худощавый, рыжий правда и несколько прыщавый. Тело его казалось относительно целым. Гораздо более целым, чем тела высокородных стариков, изъеденные всевозможными болезнями — на такие Родерик успел насмотреться за ночь. Но просто так в Палаты Спасения не попадают. У рыжего барона, лежавшего без сознания на каталке, имелись проблемы: вывих руки, множество сильных ушибов и серьезная черепно-мозговая травма. Даже очень серьезная, ибо приложился он затылком очень крепко. Со слов санитаров, доставивших на вимане несчастного барона, тот бросился из окна третьего этажа. И благо внизу оказался не бетон, а кусты и клумба, правда с камнями. Этот полет рыжего барона был не чем иным, как обычной попыткой суицида на почве дикой ревности. При чем попыткой почти удачной. Или даже удачной. Подошедший к